кто ощущает свой возраст в виде цифр, и, во всяком случае, не Дара – ей даже не потребовалось сделать усилия, чтобы скинуть с плеч годы.
Она действительно вошла дважды в воды одной реки.
Незримо сопровождая того, кто не захотел ответить на ее первую и самую лучшую любовь, она восстанавливала вокруг себя мир, в котором эта любовь возникла, зашевелилась, открыла глаза.
И ей в этом деле даже везло – возлюбленный, выйдя из пассажа Геккельна, пошел хорошо знакомым путем, тем путем, по которому ноги ее сами носили: три квартала прямо, перейти улицу, и еще два квартала, а там уже будет другой дом, не такой роскошный, и под окном – не призрачная черемуха, но старый каштан. Над каштаном Дара и сидела на подоконнике в сумасшедшем месяце мае, мечтая до того мига, когда воображение девственницы уже бессильно, и впотьмах записывая в блокнот совершенно графоманские строчки.
Теперь она знала, почему полюбила нескладного парня с легкой манией величия и плохо вышколенной рукой, карандаш в которой не поспевал за фантазиями. За шестнадцать лет жизни это было самое яркое впечатление – только и всего. Любовь, тем не менее, была настоящая, тот самый всплеск гормонов, не имеющий физиологически правильного выхода, который может сделать человека и гением, и безумцем, и проституткой, и монахиней.
Более того – она знала, что и сейчас могла бы полюбить его, потому что, оценивая его взглядом опытной женщины, увидела немало привлекательного: искренность чувств и порывов, остроумие, замешанное на эрудиции, прекрасные карие глаза в длиннейших ресницах (длиннее, чем у нее, но это еще не повод расстраиваться – мало было на свете женщин с ресницами такой природной густоты и черноты, и очень немногим ресницы доставляют такое беспокойство, как доставляли возлюбленному, вынужденному их даже подстригать, чтобы не кололись и не раздражали нежную кожу между верхним веком и бровью!). Кроме того, в высокой сутуловатой фигуре чувствовалась постоянная готовность к объятию – как будто возлюбленный уже держал в руках женщину, невольно сведя вперед плечи и склоняясь для поцелуя.
Дара, став за прошедшие годы очень умной, разложила по большим и малым полочкам то, что сплавилось в любовь, и прежде всего оправдала себя. Она не могла не полюбить его – он был один такой на весь город! И она не могла не полюбить с первого взгляда – в таких глазах тонешь сразу, даже нажив некоторый иммунитет к долгим взглядам и фантастическим ресницам.
Глаза остались прежними, и даже странно было видеть их на лице взрослого мужчины. Руки остались прежними – она их видела, когда он в магазине снял перчатки. А его тела она не знала никогда – оно все равно должно было стать для нее открытием…
И уже радостное волнение овеяло душу. Пока оно не было ни любовью, ни влюбленностью, а вело свое происхождение от азарта погони и предвкушения удачи. Непременно нужно было пройти вслед за возлюбленным по тем же улицам, что много лет назад, то приближаясь к нему, то отставая, и постоянно увязывая при этом сегодняшние впечатления с воспоминаниями.
Еще ни один археолог