стезе —
С улыбкой тихой и приветной
Смотреть в глаза твоей манде…
Вань, правда, красиво? – с восторженной улыбкой обратился матрос Поршман к своему новому сухопутному другу.
Иван сидел на полу, изумлённо обводя взглядом стены и потолок…
– Ой, хто ето? Гля-гля: в воздусях воспаряеть, – ткнул Иван во что-то пальцем у себя под самым носом, – Ой, товариш-ши, чудо-то како! Ой… Ноженьки от землицы отрываются…
Иван испугался и резко вскочил; и его – со спущенными по самые обмотки штанами – круто повело в сторону. Пытаясь удержаться, Иван схватился за дверцу шкафа; дверца открылась, балетные пачки вывалились на пол… Иван с удивлением уставился на странные воздушные одеяния, развешанные в раскрытом шкафу.
За спиной Ивана возник Поршман. Он протянув руку, взял одно из платьев Кшесинской и с размаху надел его прямо на Ивана. Иван с трудом успел освободить себе руки.
С потолка грянуло адажио из «Лебединого озера» Петра Ильича Чайковского. Поршман, приосанившись, тут же повёл мужскую партию, Иван (а что делать? ) – женскую…Со спущенными штанами и на пуантах армейских ботинок с обмотками, между прочим…
Танцевали сперва в комнатах, затем незаметно переместились на лестницы дворца Кшесинской. Выглянули и на «ленинский балкончик», с которого Поршман, сильно раскрутившись, вдруг швырнул Ивана вон…
И Иван, вращаясь в виртуозном фуэте, полетел на фоне звездного неба, мимо шпиля Адмиралтейства – за пределы Петрограда…
Медный Всадник рукой приветливо помахал ему вслед.
Конь под Медным Всадником рвется ввысь, сучит и перебирает передними копытами, напряженно приседает, пытаясь оторвать задние ноги от каменного подножия. Змей под его копытами, шипя и извиваясь, тоже рвется на волю… Ночная чухонская земля начинает проплывать у Ивана далеко под ногами.
Леса, луга, ручьи, реки, болота, валуны, скалы… Ровная гладь озера, освещенная полной луной.
Глава седьмая. ПЕРВЫЙ СОН ИВАНА
Неожиданно налетел вихрь… Небо резко потемнело. В беспроглядном мраке вьется снежная метель. Тревожная музыка звучит в ушах у Ивана…
Сквозь снежные вихри становится различим ночной хвойный лес, покрытые снегом валуны и скалы, гладь закованной в лед реки. По равнине едет кибитка, запряжённая тройкой лошадей. Лошади стали. Извозчик привстаёт на облучке, пытается сквозь вьюгу разглядеть силуэт, неясно различимый в поле.
Полузасыпанное снегом, распростертое на сугробе тело в тулупе и лаптях… Рука, торчащая из сугроба, крепко сжимает початый штоф…
Вот так, неприкаянной, как ноябрь, весной года 1725 от Рождества Христова, под завывания февральской вьюги, сменившей у полуночи апрельский ливень, и приснился рабу Божьему Ивану тяжелый и смутный сон…
Во сне увидел Ванюша большой, торжественно убранный зал. В зале том воздух мутен, как топленый воск. Шитые золотом державные орлы запрокинули царственные головы на тяжелых бархатных хоругвях. Сквозь свечное мутное курево мерцает злато-белый горделиво вознесшийся свод…
Иван в форме