нас осени до.
Корни могучего дерева – лодки основа.
Вечность пройдёт. Отшумит, отцветёт, отпоёт,
Мёртвой листвой опадёт в разливанные лужи.
Хлипкая лодка конечно, не бальсовый плот, —
Тот – и разболтанный – штормы житейские сдюжит.
Время течёт незаметно. Сегодня среда?
Снова четверг?! Неужели? Ну ладно, не спорю я.
Дождь. Притяжения неба сильнее вода.
Гнёзда пустеют. Становится осень историей.
Сокрушение
Деревья растут вместе с прибитыми к ним турниками.
Однажды мы не можем уже дотянуться до турников руками.
Руки коротки. Одурачены, мы чувствуем себя дураками.
Ничего в этом нет, понятное дело, хорошего.
Не изменишь будущего, нет смысла оглядываться в прошлое.
Ещё немного – деревья с турниками окажутся под облаками.
А мы же не птицы. Не взлетим, как ни маши кулаками.
Кстати, какие-то птицы каркают, оседлав вершины.
А мы всё сокрушаемся о том времени, когда деревья были большими.
Лентяй
Воскресенье. Я нежусь в кровати
несмотря на ворчанье жены:
«Как дитё… Всё валяется… Хватит,
может быть? Я вот жарю блины,
будто пчёлка кручусь, или белка!
Что я – лошадь? Лежит, как тюлень…»
Боже мой! Это пошло и мелко!
Отвечать мне на глупости лень.
Незаметно впадаю в дремоту.
Солнце. Лето. Дорога. Крыльцо.
– Что, сынок, не встаёшь? Неохота? —
Голос мамы… Родное лицо…
Невидаль
Разыгралась на дворе пурга.
– На тебе калачик!
– Не заманишь!
Спряталась испуганная зга
В снегопад. Как ёжики в тумане.
Мягкое, пушистое «угу».
Спрятан белый свет за белой шторой.
Снегопад такой – не видно згу,
Не видал ни разу я которой.
Окружение
Однажды,
забросив в гостиницу хлам,
забыл,
где я ночую.
Я
адрес
по-русски спросил у хохла.
Хохол отвечал:
– Нэ чую. —
А что изменилось сегодня?
У нас
всё те же отверстия…
в сыре,
всё то же Солнце,
всё та же
Луна,
всё так же нет мира
в мире.
В колодец,
Гремя,
жестяное ведро
роняешь.
Тащишь с натугой.
А в нём не вода —
Человечья
кровь.
Пропитана ею
округа.
Глотать
полезно
её
натощак,
закусывая человечиной.
Чуешь? —
холопьи чубы трещат,
паны заправляют
сечевом!
Жить можно
без сердца.
И без