внимание, что хоть одежда ему не изменила. Он по-прежнему был одет в дорогую коричневую тройку, держал в руках кейс из крокодиловой кожи, а если бы эти братки знали сколько стоят его очки, они первым делом молча сняли бы их и убежали.
– А что, нельзя? – сыграл наивняка Агзамов.
– Гони деньги, – вернул его в грубую реальность толстяк.
– Я без денег, – буднично ответил человек в роскошной тройке.
– Тогда раздевайся, – толстяк уже явно не миндальничал.
– Но… как же так… я же останусь голым.
– Не бойся, нам трусы твои не нужны.
Агзамов вспомнил знаменитый совет Ленина и стал раздеваться.
Сначала он снял свои дорогие итальянские туфли, потом брюки и только потом почему-то верхнюю одежду.
Он думал, что на этом достаточно, но второй бандит схватил его за галстук и так сдавил горло, что Агзамов мгновенно снял все остальное, вплоть до часов и золотой печатки. Новоказахской цепи, он, слава Аллаху, не носил. Он хотел было снять и носки, но тут братки напихали все в черную сумку, толстяк вежливо хлопнул Агзамова по пузу с седыми волосиками и, обняв за плечо напарника с сумкой, пошел к выходу. Через мгновение Агзамов услышал стук захлопнувшейся двери и остался один.
О происшедшем напоминало только то, что он остался в одних трусах. И хоть убей его, он не мог бы описать своих грабителей. Они могли быть и русскими, и казахами, и инопланетянами, ибо настолько отвечали современному «тайсоновскому» типу, что другими быть не могли. Сдерживаемые переживания, видимо, настолько переполнили Агзамова, что он срочно захотел «по большому». Влетев в кабинку, он дал такую пулеметную очередь, что унитаз явно должен был провалиться. Разряд следовал за разрядом, но Агзамов понимал, что до завершения далеко. «Откуда во мне столько дерьма?» – недоумевал Агзамов, без нужды поправляя очки, которые забыли прибрать грабители. В желудке стало хорошо, Агзамов подобрел, и все происшедшее предстало перед ним в смешном свете. «Вот я на «очке» и с очками», – улыбнулся Агзамов. – Но я теперь не нужен со своими очками. Во-первых, нынешней реальности не нужны очки, во-вторых, это очки не той диоптрии, они никогда не подойдут к нынешней реальности».
В этот момент в туалет вошли двое, судя по голосам, мужчина и женщина. Агзамов не знал, что делать. Он понимал, что не может выйти, пока не выйдет женщина, но женщина выходить не торопилась.
– Вы что предпочитаете, минет, или… – деловито спросил женский голос.
Или, – ответил одышливый мужской баритон.
– Может, лучше все-таки минет? – галантно переспросила женщина.
– Ты за кого меня принимаешь? – рявкнул мужчина. – Я бывший чемпион по биатлону. Пошли, шлюха! – и поволок ее в кабину.
Агзамов натянув трусы, сидел на закрытом унитазе и пытался понять национальную принадлежность столь неожиданных посетителей. Они могли быть и казахами, и русскими, ведь русский язык настолько всех нивелирует, что скорее по говору, рязанскому или московскому, можно опознать русских, чем иноязычных. Это что-то удивительное, казахов теперь не узнаешь ни по внешнему виду, ни по языку, ни даже по тактильным ощущениям, –