у воина во мне действительно всё получалось. Я без труда отыскал Рыло на скамейке в сквере. Он был не один. Рядом с ним сидели два патлатых парня. Вся троица потягивала пивко и громко сквернословила. У ног валялось множество окурков. Сашка Панин наверняка не полез бы в драку, учитывая численный перевес противника. Но воину Антону было плевать на такие мелочи. Наоборот, сердце забилось в предвкушении весёлой потасовки.
Я остановился в пяти шагах от хулиганов и, уперев руки в бока, позвал Рылеева:
– Эй, рыжий, сюда иди.
Голос у меня был незнакомый, с хрипотцой.
Рыло дёрнулся:
– Чего?
Он разглядывал меня и недоуменно пучил глаза. – Ты это…
– Ты чё, не понял, урод? – Я начинал терять терпение. – Сюда иди, чмо!
Разумеется, он встал и пошёл. Ведь по-другому и быть не могло.
В голосе Антона была такая магическая сила, такое железобетонное превосходство, что не подчиниться ему для мелкого хулигана Рыло было так же нелепо, как жалкому бандерлогу бросить вызов питону Каа.
Он стоял передо мной, и я чувствовал его липкий страх. Но он ещё сомневался. Губы вздрагивали и шевелились. Похоже, он пытался что-то сказать, но не решался. Только глупо таращился на мой ядовитый платок на шее.
Желая погасить последний очаг сопротивления, я слегка наклонил голову и, глядя на него исподлобья, прошипел:
– Меня зовут Цыган, чушкарь…
Глаза Рылеева округлились от страха. А я… нет, не я. Я бы так не смог. Антон, по блатному растягивая слова, с плохо скрытой угрозой поинтересовался:
– Ты, падла, моего братишку обижал?
И Рыло сломался. Он стал лепетать, что он ни в чём не виноват. Что любит Сашку Панина, как собственного брата. И что всё это была шутка, не более…
– Шутка? – рот Антона перекосила судорога. – Ну, так и я пошучу…
Мне никогда не удавались такие удары. А для Цыгана, похоже, это была обычная практика.
Рыло подбросило так, что худые ноги в пыльных кедах высоко взметнулись вверх. Он шмякнулся на спину и взвыл. Приподнялся на локтях и глядел на меня с мистическим ужасом, из разбитой губы тонкой струйкой стекала кровь. Я двинулся на него, а он даже не пытался встать, лишь тихо скулил и повторял:
– Не надо, не надо…
Я склонился над ним и со зловещей улыбкой сказал:
– Никогда так больше не делай, мальчик…
А потом я скользнул пустым взглядом по посеревшим от пережитого страха лицам дружков Рылеева и неторопливо пошёл прочь, тихо насвистывая какой-то мотивчик.
Уже дома, прокрутив в памяти прошедшие события, я пришел в ужас от содеянного. И мне вдруг стало жаль Володьку. Я же до крови избил его! Похоже, Антон Цыган окончательно покинул моё подсознание. Пришёл из мрака и ушёл во тьму. Я поспешил в ванную и принялся смывать с себя чужое лицо, тёр себя мылом и обливал шампунями.