крыльями и такого же цвета волосами. На губах её застыла лёгкая невинная улыбка. Глаза её, пылавшие языками чёрного пламени, поглощали сам свет, точно также, как поглощали свет её покрытые чешуёй чёрные кожистые крылья, и столь же чёрные волосы, и не менее чёрные узоры на светлой нежно-мраморной коже. Казалось, будто у цвета пламени её глаз должно быть совершенно иное название, пламенем это назвать можно было лишь с очень большой натяжкой.
– Неприятно как-то звучит – демонские отродья. Кажется, если вы оба не замолчите, будет больно.
Оба повелителя готовы были перенести всю свою злость на вмешавшуюся в их перепалку особу, перебивая друг друга, они закричали:
– Да как ты смеешь подавать голос, отвратительная дьяволица!!!
– Не зарывайся только потому, что ты демон!!!
В ответ на оглушительный рёв «Отвратительная дьяволица» никак не изменилась в лице, она лишь растворилась в воздухе и в то же мгновенье оказалась между двумя взбешёнными правителями.
– Я же предупреждала, что будет больно.
Всё тот же певучий голос хоть и оставался прежним, но мягким больше точно не казался. Теперь, когда чёрное пламя её глаз начало разрастаться язвами на телах лорда Ромуллы Третьего и архиерея Митри’Дата, беспощадно пожирая их плоть и заставляя корчиться в ужасающе-беззвучной агонии, стало ясно, что мнимая мягкость голоса – лишь маска леденящей ярости.
Наблюдавшие за жестокой расправой над своими господами политики и воины постепенно приходили в себя, многие из них обнажили своё оружие – мечи, когти и клыки. Все они жаждали разорвать дьяволицу на части, но никто не решился сдвинуться с места. Ненависть вступила в схватку со страхом. Один из воинов, закованный в тяжёлый латный доспех демонид, тануки, сдавленно прохрипел, совершенно не осознавая истинный смысл своих слов:
– Не надейся уйти отсюда живой, предательница.
***
Танэ’Ба’Сей видела сон. Не просто сон, она видела воспоминание, она вновь переживала один из самых важных дней своего детства. Она видела сон о том далёком дне, когда ей пришлось проститься с самой Праматерью, прародительницей рода химер.
Танэ вовсе не считала себя ребёнком. Недавно минуло восемь лет-Всеурожаев с тех пор, как Танэ появилась на свет. Это значило, что не более одного Всеурожая отделяло ба’астидку от времени, когда она способна будет зачать и выносить дитя, не боясь навредить себе и плоду. Юная Танэ’Ба’Сей и сама уже начала ощущать изменения, замечать первые признаки зрелости. И её это печалило. Танэ сожалела о том, что ей так и не довелось почувствовать себя ребёнком.
Танэ была старшей. Иногда она с завистью смотрела на тех химер, что были моложе неё, и потому могли с любопытством изучать неизведанный мир, подаренный Матерью, могли ссориться и мириться друг с другом, могли отлынивать от работы и капризничать, могли попросту бездельничать или придумывать игры. Придумывать игры, в которых