все мертвы и забыты. А те, кто еще живы, кто еще подпитывается тем незначительным – тех он не видел; Арес жив, пожалуй. С ним Эрида, может, еще парочка. Танат и Гипнос, конечно же. Быть может, даже Геката. Он псину за уши треплет; бог смерти чувствует это чертово приближение, Танат появляется на другом конце улицы и задерживается взглядом на нем лишь на мгновение, бог подземного мира знает, что скоро сгниет и угаснет.
Смирение и принятие предназначения никогда не были его чертами.
винное зарево
Сухое, сладкое, игристое. Оно льется в рот, половина проливается мимо. Дионис пьет прямо из бутылки, одежду пачкает и, когда шаг в сторону делает, поскальзывается на вине, но не падает. Чем больше выпьешь, тем меньше думается. И смех истерически-пьяный заменяет настоящий просто идеально. Так, что при всем желании не различить.
Он пьет со смертными, прекрасно зная, что любого в помещении перепьет. Что если кто-то решит мериться с ним в его алкогольных забавах, то быстрее умрет от интоксикации. А он будет и дальше пить, смеясь пьяно, повторяя, что он же говорил, что вина много не бывает, но для кого-то все же бывает.
Он пьет с богами; и здесь никто не пытается с ним соревноваться. Боги за тысячелетия интерес потеряли к состязаниям. Разве только Посейдон может составить ему компанию, но у того бездонный желудок. Тот может пару океанов выпить и не заметить.
Белое, розовое, красное. Оно льется на землю, на траву, на снег, проливается мимо. Дионис бутылку в руке сжимает, крутится, пьяно смеясь, прекрасно знает, что как только смеяться перестанет, весь его театр падет. Все разрушится, останется лишь вкус на языке и гроздь винограда в руках. Виноград, который он давить будет. Давить, давить, превращать в кашу; пустые бутылки стеклянные или глиняные кувшины бить-разбивать. Пустоту внутри вином не залить; но Дионис льет и льет, и веселится.
Танцует, целуется и с мужчинами, и с женщинами, икает пьяно и пьет еще.
Не остановиться и не осознать происходящего. Потому что пьяная улыбка почти что идеально заменяет настоящую; а богам нужно хоть немного веселья, боги совершенно не умеют веселиться, только воевать и спорить постоянно.
Он весь гнилой давно. Даже самый лучший виноград загнить может, а уж в винограде-то Дионис разбирается. Он пьет-пьет-пьет, а потом останавливается. На все вино смотрит равнодушно, абсолютно пустым и незаинтересованным взглядом.
Бог-алкоголик.
Бог-пьяница.
Бог-посмешище-развратник-и-сбивающий-всех-с-пути-своей-выпивкой.
Дионис усмехается изломанно, недопитую бутылку кислятины бьет о камень, разбивая и тот, кажется. Дионис – та самая пустота и отсутствие, никчемное одиночество, не знающее меры в вине. Обманчивая веселость и призрачная радость.
Шли войны, он пил. Шли мирные времена, он пил. Народы уничтожали народы, он пил. И так будет до скончания веков. Так будет, пока останется то, что можно будет пить. Так будет до тех