солдатский зад над чуть спущенными штанами. Затем на мгновение замершие прямо у меня перед глазами ягодицы чуть сжались, и несколько его сотоварищей издали хором что-то вроде «э-э-э-й!». Ягодицы вернулись в прежнее положение и сжались опять, и опять. Руками он раза два подтаскивал девушку поближе к себе, ему помогали два державших ее под коленками товарища. Потом движения солдата стали похожи на какой-то качающийся танец на полусогнутых коленках – быстрее и быстрее, пока не стали судорожными, и вот он последним качанием буквально вжался в Анахиту, чуть откинувшись назад. «Э-э-э-й», – прошелестели все.
Первый солдат уже отошел и сменил одного из державших ее за ноги. Теперь и начальник начал было развязывать штаны – и вдруг обошел сбоку одного из своих солдат, перекинув ногу через тело Анахиты. У меня даже возникло впечатление, что он хочет сесть ей на грудь. К этому моменту я уже видел сцену под небольшим углом: видимо, девушку чуть повернули, или она слабо попыталась сопротивляться.
Предводитель с приспущенными штанами, над которыми торчало впереди нечто, напоминавшее небольшой рожок, взял Анахиту за уши и рывком поднял ее голову, посадив, так, что рожок этот чуть ли не уперся ей в глаз.
Пауза длилась несколько секунд. Потом она приоткрыла рот. Маленький человек мотнул головой. Анахита без выражения смотрела на него – и тогда он взял ее язык пальцами, буквально выложив его ей на нижние зубы. После чего положил на него свой гордый орган – и вдруг с каким-то ревом вогнал его к ней в глотку, а потом начал, оставаясь сам неподвижным, буквально насаживать голову Анахиты резкими движениями на себя, держа ее за уши.
Затаили дыхание все, и, прежде всего, солдаты. Предводитель рисковал страшно. Девушке стоило только сжать резко зубы… Но, видимо, этот человек хотел показать своим солдатам, что такое настоящий мужчина.
Она начала задыхаться, давиться, но вдруг начальник издал угрожающий звук и задергался мелко, буквально целиком войдя в ее глотку так, что губы Анахиты коснулись его редких черных волосков на лобке, а глаза стали круглыми от ужаса, – а потом резко, все так же за уши, отдернул ее голову, уронив последнюю беловатую каплю ей на веко глаза.
На солдатских лицах нарисовался полный восторг, раздались восклицания. Предводитель, чьего лица я так и не видел, – он по большей части стоял спиной ко мне, – видимо, сильно вырос в глазах своего маленького отряда.
Следующий – коренастый солдатик – тем временем уже подходил к раскинутым ногам женщины, и я увидел нечто коричневатое и толстое, исчезающее в мокрых складках между ее ног, а затем опять движение ритмично сжимающихся и разжимающихся ягодиц.
Уже после третьего-четвертого солдата со мной случилось нечто весьма опасное – я буквально обезумел, лежа в своей пыльной бочке и наблюдая всю эту сцену из-под рогожи. Лихорадки как не бывало, страха тоже. Я хотел оказаться там, среди солдат, попасть в очередь пристраивавшихся к раздвинутым ногам девушки из винодельческого дома; да какая там очередь – растолкать