вскинул руку и посмотрел на часы. Наверняка это был золотой «роллекс» (во всяком случае, я, как полный дилетант в вопросах роскоши, других фирм просто не знаю), впрочем, неважно, они были очень массивными и, несмотря на размеры, весьма элегантными.
– У них в запасе на всё про всё ещё двадцать минут, – он протянул мне свой мобильник. – Говори с ними сама, так будет лучше и спокойнее для тебя. Иди, мне бы очень хотелось, чтобы тебе там понравилось, – произнёс он и, слегка поклонившись, отдал меня под покровительство Курочки.
Экономка долго вела меня через нескончаемую анфиладу комнат, объясняя назначение каждой. Я её не слушала, а старательно следила за выражением своего лица, чтобы не выглядеть аборигеном, только что спустившимся с пальмы, чьё понятие о цивилизации ограничивалось пустой консервной банкой, на которую он молился всю жизнь, и вдруг ему показали телевизор. Где-то в глубине дома раздавался стук молотка, перемежающийся с глухим рокотом дрели.
– Там ещё продолжается небольшой ремонт, – пояснила Курочка, – рабочие должны его сегодня закончить.
Неожиданно раздавшийся звонок мобильника, который я судорожно сжимала в руке, заставил меня подпрыгнуть.
– Алло?!
– Георгий Владимирович?
– Нет, Владислава Владиславовна, – сказала я, чуть откашлявшись.
– Здравствуйте, Владислава Владиславовна, это Николай Игоревич, начальник группы по доставке вашего сына. С Вадимом всё хорошо, он уже с нами, жив, здоров и весьма доволен происходящим.
Об этом я догадалась и сама, так как голос говорящего иногда пропадал из-за шумового фона, создаваемого моим Чудом, состоящего из визга, хохота, рычанья и ещё каких-то выкриков неясного характера, но все они выражали дикий восторг и ликование.
– Спасибо, Николай Игоревич, – постаралась я перекричать собственного сына, – держитесь!
Мои слова остались без ответа: видно, Вадиму всё-таки удалось завладеть средством связи.
– Что, плохая слышимость? – участливо спросила экономка.
– Да, видно, из-за погоды, – ответила я.
У меня не хватило духу признаться в истинной причине произошедшего. А главное, и Курочку, наверное, особо «порадовало» бы, что моё постоянно орущее, скачущее, всё крушащее и сметающее на своём пути чадушко через несколько часов появится здесь и хорошо налаженный, роскошный уют будет в мгновение ока разнесён вдребезги.
В таком «радужном» настроении я подошла к двери, открывая которую, Мария Фёдоровна произнесла: «Вот ваша комната».
Комната?! Это был, что по размерам, что по убранству, один из не самых малых залов Эрмитажа. Здесь было всё, начиная от резной, тяжёлой, красного дерева кровати, широкой для одного, но узкой для двоих, и заканчивая мраморным камином, уставленным приятными безделушками. Ковры, мебель, портьеры, гобелены на стенах – всё было выдержано в едином стиле, который располагал женщину (именно только женщину) к уединённому отдыху. Об этом говорили и подобранные по цветовой гамме предметы, заполняющие