умирающему старику поцеловать вас.
Я сидела, окаменев от горя, не в силах произнести ни слова. Мне нечем было дышать; казалось, сердце остановилось.
Он взял мою руку и, казалось, бесконечно долго перебирал, рассматривая мои не знающие годами маникюра пальцы. Затем повернул ее ладонью вверх и нежно коснулся шершавыми губами запястья. Потом осторожным движением, будто она была из тончайшего фарфора, положил её на стол. Тяжело опираясь на свою трость и мой стол, он, не издав ни единого слова, поднялся со стула. Подойдя в полном молчании к двери, он на секунду замешкался. И я не выдержала. Единственное, на что хватило моих сил, это произнести:
– Аристарх Ревсимьевич, мне будет очень не хватать ваших пятниц.
Он обернулся, посмотрел на меня долгим взглядом, и довольная улыбка коснулась его губ:
– Спасибо и прощайте.
Дверь за ним закрылась, и я вдруг почувствовала жуткий холод; казалось, что у меня замёрз даже спинной мозг. Дверь распахнулась так стремительно, что я вздрогнула. Это была Татьяна.
– Владислава Владиславовна! Чайник… что случилось? Вы такая бледная!
– Ничего, Танюша. Тимофеев приходил прощаться: он умирает. Знаешь, давай попьём кофе здесь, и ещё достань наш НЗ.
Этим неприкосновенным запасом был хороший армянский коньяк, который мне подарил кто-то из пациентов года три назад, и мы с Танюшей, в экстремальных ситуациях и для снятия стресса, им «злоупотребляли».
Татьяна мгновенно накрыла стол, бросив в стакан с водой наш незаменимый кипятильник:
– Вам коньяк в кофе налить?
– Нет, сначала так грамм пятьдесят, а потом ещё и в кофе.
Она разлила коньяк по чашкам, и мы молча выпили, затем пришла очередь кофе. Вдруг раздался требовательный стук в дверь, которую Татьяна предусмотрительно закрыла на ключ.
Переглянувшись, мы пришли к единственному правильному выводу: это мог быть только один человек – заведующая нашего отделения Надежда Сергеевна.
И мы не ошиблись.
В кабинет ворвалась взлохмаченная дама «за сорок», по качеству схожая на «египетскую мумию» и раскрашенная, как индеец, вышедший на тропу войны. Ее появление сопровождалось мелодичным перезвоном огромного количества украшений из дешевого золота, продаваемого на вес в курортных отелях Турции, и которым она была увешана с головы до пят.
– Здравствуй, Влада, здравствуй, Таня!
В её понимании высший признак демократизма – ко всем, кроме высших чинов, обращаться на «ты».
– Последний рабочий день отмечаете? Ой, а что это такое красивое? – спросила она, окидывая возбуждённо-жадным взглядом коробку с железной дорогой, так и оставленную нами там, где её поставил Тимофеев.
– Это игрушка для Вадима, – ответила я.
– Ох, и балуешь ты его! Это же огромные деньги, и откуда они у тебя?
– А что, Надежда Сергеевна, живём один раз! На бриллиантовое колье и отдых в Анталии отпускных не хватило, вот я и решила игрушку ребёнку купить,