подействовало и на нее.
«Надежда на чудо так же опасна, как и бездействие, – стала размышлять она, – глупо полагать, мол, я надеялась и это свершилось. Только вера в свои силы даст тот рычаг, которым я открою дверь для побега. Надо поменять тактику. Истерикой ничего не возьмешь, она здесь бесполезна и равносильна просьбе о пощаде к палачу преступника, находящегося на эшафоте. Надо притвориться покоренной и выведать намерения похитителей. Только не переиграть, крупные преступники всегда хорошие психологи и могут раскусить мою пилюлю. Сегодня, пожалуй, ничего не надо есть, и как только окошечко откроется, тут же объявить голодовку. Этим скотам нужно мое изящное тело, чтобы зарабатывать. Они не станут надо мной долго измываться».
Катя пришла к таким выводам, когда лучи солнца последний раз оранжево блеснули в окне. Комната стала погружаться в зловещий сумрак, почти тут же улица засветилась огнями фонарей и реклам, беспокоя девушку своим фосфорическим светом. Найденное решение несколько ободрило узницу, но теперь тревога души перекинулась к маме. Где она, что с ней? Ублюдки, похитившие ее, наверняка ничего не знают о приезде мамы. Но если это сделали киношники, они схватят маму. Вовчик говорил им о предстоящем венчании, о приезде родственников и даже приглашал всю группу в церковь. Она это слышала, потому, может быть, ей было вдвойне стыдно сниматься в этих денежных клипах. Тревога за маму холодной сталью вошла в сердце и сидела там, отдаваясь болью.
4
В то время, когда Катя Луговая терзалась неизвестностью, запертая в комнату с решеткой, Корзинин благополучно возвращался в свой город. Он был печален, как полководец, выигравший битву, но оставшийся без армии. Катя осталась там, а он, как бесчувственный удав, спокойно заглотавший обезьянку, уполз переваривать пищу. В данном случае пищей является та сумма, что пополнила его счет от грязной сделки в казино, и, против обыкновения, не взбадривала, а укоряла. Все же он человек и любит Катю. Раньше новые счета, до которых никто не доберется, даже шеф, а в скором времени будущий тесть, приносили ему максимум удовлетворения, словно он побывал на Олимпе богов, и те его восхваляли за хваткость и всеядность в делах, приносящих прирост капитала. Но теперь сам Юпитер нашептывает ему на ухо: богатство не дает полного счастья, нередко оно является причиной своего порабощения.
Горькая правда. Ради денег он отказался от любимой женщины, обокрал себя, стал рабом своего богатства, подобно джинну, тупо твердившему Аладдину: «Я раб лампы». Даже самому не верится, что женщину, которую любил почти целый год, и она принесла ему океан удовольствия, продал жирному азиату. Корзинин малодушно оправдывал свой поступок давлением шефа и угрозой вытереть об него ноги, что значило потерять свой, пока еще неустойчивый бизнес.
В памяти, как в насмешку, всплыла когда-то прочитанная фраза древнего философа: «Поступки мудрых людей продиктованы умом; людей менее сообразительных – опытом; самых невежественных – необходимостью;