жужжали пчелы, на верхушках вязов нежно ворковали голуби. С дальних лужаек доносилось жужжание косилки, самый спокойный из всех деревенских звуков, делающий отдых тем слаще, что им наслаждаются, пока другие работают.
Это был час, когда даже те, чье дело – заботиться о нуждах других, имеют минуту или две для себя. В комнате экономки, Одри Стивенс, хорошенькая горничная, поправляла свою лучшую шляпку и лениво беседовала со своей тетушкой, кухаркой-экономкой холостяцкого дома мистера Марка Эблетта.
– Для Джо? – спокойно спросила миссис Стивенс, не сводя глаз со шляпы. Одри кивнула. Она вынула изо рта булавку, нашла для нее место в шляпе и сказала:
– Ему нравится немного розового.
– Я и сама не возражаю против розового, – ответила тетя. – Джо Тернер не единственный.
– Этот цвет не всем подходит, – сказала Одри, держа шляпу на вытянутой руке и задумчиво рассматривая ее. – Стильно, не правда ли?
– О, тебе это подойдет, и мне в твоем возрасте тоже. Немного слишком нарядно для меня сейчас, хотя я одета лучше, чем некоторые другие люди, осмелюсь сказать. Я никогда не притворялась тем, кем не была. Если мне пятьдесят пять, значит, мне пятьдесят пять, вот что я говорю.
– Пятьдесят восемь, не так ли, тетушка?
– Я просто привела пример, – с большим достоинством ответила миссис Стивенс.
Одри вдела нитку в иголку, протянула руку, критически оглядела ногти и принялась шить.
– Забавная история с братом мистера Марка. Подумать только, не видеться с братом целых пятнадцать лет! – Она смущенно рассмеялась и продолжила, – интересно, что бы я делала, если бы не видела Джо пятнадцать лет.
– Как я уже говорила тебе сегодня утром, – сказала тетушка, – я живу здесь уже пять лет и никогда не слышала о брате. Я могла бы сказать это при всех, если бы он собрался умереть завтра, что пока я здесь, здесь не было ни одного брата. Ты могла бы сбить меня с ног пером, когда он заговорил о брате сегодня утром за завтраком. Я, естественно, не слышала, о чем они говорили до этого, но когда я вошла, все они говорили о брате … Ну, что я там сделала – горячее молоко или тосты? – ну, они все говорили, и мистер Марк повернулся ко мне и сказал – ты знаешь его манеру: “Стивенс, – говорит он, – мой брат придет ко мне сегодня днем, я жду его около трех, – говорит он. Проводи его в кабинет, – говорит он просто так”. – Да, сэр, – отвечаю я совершенно спокойно, но никогда в жизни я так не удивлялась, не зная, что у него есть брат. “Мой брат из Австралии, – говорит он, – ну вот, я и забыл”. Из Австралии. Ну, может быть, он и был в Австралии, – рассудительно сказала миссис Стивенс, – я не могу этого утверждать, не зная эту страну. Но что я могу сказать точно, так это то, что пока я здесь никого тут не было, а я здесь уже пять лет.
– Но, тетушка, он не был здесь пятнадцать лет. Я слышала, как мистер Марк говорил мистеру Кейли. ‘Пятнадцать лет’, говорил он. Мистер Кейли знал его, когда его брат последний раз был в Англии. Мистер Кейли знал о брате, я слышала, как он говорил это мистеру Беверли, но он не знал, когда он последний раз был в Англии, видишь? Так вот почему он вызвал мистера Марка.
– Я ничего не говорю о пятнадцати годах, Одри. Я могу говорить только то, что знаю, а это пять лет Троицы. Могу поклясться, что его нога не ступала в дом пять лет Троицы. И если он был в Австралии, как ты говоришь, что ж, полагаю, у него были на то свои причины.
– Какие причины? – беспечно спросила Одри.
– Неважно, какие причины. С тех пор как твоя бедная мать умерла, я должна сказать тебе вот что, Одри, когда джентльмен едет в Австралию, у него есть на то свои причины. И когда он остается в Австралии на пятнадцать лет, как говорит мистер Марк, и как я знаю по себе уже пять лет, у него есть свои причины. А прилично воспитанная девушка не спрашивает, по каким причинам.
– Наверное, он попал в беду, – небрежно сказала Одри. – За завтраком говорили, что он был диким. Долги. Я рада, что Джо не такой. У него пятнадцать фунтов в почтовом сберегательном банке. Я тебе говорила?
Но в тот день больше не было разговоров о Джо Тернере. Звон колокольчика заставил Одри вскочить – теперь уже не Одри, а Стивенс. Она положила свою шляпку перед зеркалом.
– Это входная дверь, – сказала она. – Это он.
– Проводи его в кабинет, – сказал мистер Марк. Я полагаю, он не хочет, чтобы другие дамы и господа видели его. Ну, во всяком случае, они все там играют в гольф. Интересно, останется ли он, может быть, он привез много золота из Австралии. Я мог бы услышать что-нибудь об Австралии, потому что если кто-то и может добыть там золото, то я ничего не говорю, но мы-то с Джо знаем…
– Ну-ну, давай, Одри.
– Я уже иду. – И она вышла.
Для любого, кто только что прошел по аллее под августовским солнцем, открытая дверь Красного дома открывала восхитительно привлекательный холл, от которого даже сам вид остывал. Это было большое помещение с низкой крышей и дубовыми балками, с кремовыми стенами и окнами с ромбовидными стеклами и голубыми шторами. Справа и слева были двери, ведущие в другие жилые комнаты, но с той стороны, которая обращена