шторы, прикрыл в свою комнату дверь и завалился спать.
Пришлось Изе, которая ожидала жильца с некоторым нетерпением и даже слегка подкрутила локоны электрощипцами, тихо ретироваться.
А потом он вешалку в ночи уронил. Так началась их жизнь на одной территории. Совместная жизнь. Жизнь дома. Герман дома. Иза дома. Герман и Иза сегодня дома…
* * *
К Изе Герман перебирался из личного «полевого лагеря» в Петергофе. В здешнем музее он из года в год устраивал себе сверхтрудовое лето. Первый раз это было после первого курса – в 2005-м, теперь, восемь лет спустя, он считал, что отработал свой последний сезон. «Лето» для него означало «Петергоф».
В мае он традиционно снимал у своего университетского приятеля крохотную квартирку. Она располагалась в сером трехэтажном доме, коих – наряду с пятиэтажками той же масти – множество было построено неподалеку от «царства Нептуна». В другое время это помещение служило хозяину складом ненужных вещей. Герман расчищал для себя часть пространства и заступал на вахту. Время сессии давалось ему нелегко, но дальше можно было полностью посвятить себя служению мамоне. Для него, жившего без посторонней помощи, только на свои, сезонная работа в парках Петергофа оказалась прекрасным вариантом: он все-таки ощущал смену времен года, дышал загородным воздухом, да и чуть расслаблялся – музейный день напряженный, но все же не очень долгий. Вечера принадлежали ему безраздельно.
Иногда за лето удавалось накопить на краткий «эконом-рывок» по «местам силы» Пикассо (Париж, Мадрид, Барселона), чтобы составить о них хотя бы самое общее представление. О более основательных путешествиях пока можно было только мечтать, а мечтать Герман не любил – предпочитал планировать и осуществлять.
Он водил экскурсии по парку, это лучше всего оплачивалось. Кроме того, при случае мог прихватить пару местных музеев – Монплезир, Екатерининский корпус, имел на это официальное разрешение. Работа, изматывающая морально и физически, удовольствия приносила ему немного, но при приложении экстраординарных усилий (однажды за весь летний сезон он позволил себе лишь три выходных) давала возможность потом несколько месяцев меньше думать о деньгах и больше – о деле.
В ежедневной рутине случалось всякое: иногда группа туристов торопилась, например, к поезду либо самолету или в ней оказывалось слишком много маленьких детей, тогда прогулку по парку поневоле приходилось сокращать, что позволяло быстрее вернуться в экскурсионное бюро и получить новую группу, а значит, еще одну выплату. Экскурсии в музеях, если их удавалось попутно провести, тоже приносили доход.
«Экскурсовождение» означало ежедневное рутинное говорение до вполне ощутимого состояния «язык заплетается», до потери голоса (особенно часто – в первый год, с непривычки), способствовало выработке физической выносливости, умения ловко скрывать усталость, а также при любых