конечно, денег на ветер не кидал, подаяний не делал, но «уличная шантрапа» видимо сделала насчёт меня как-то свои выводы и несколько минут с меня «канючила» деньги. Самые наглые цеплялись за стремя и тонкие ручки тянулись к моему кошельку.
С бродягой всё проще, он один раз посмотрел на кого-то сердито и к нему не лезли, а я поначалу дал слабину. Дал слабину и любой малолетка знал, что надо напирать, авось что обломится. За первым кто «не отгреб» последовал второй, третий, шестой и все ко мне лезут! Либо давай всем, не шестерым, а так навскидку сотне-другой, либо действуй иначе.
В общем, под умудрённым взглядом моего дегенерата, наставника «хрен ему в ухо за всё былое» я сделал так, как сделал.
И! О чудо! Хромые начали видеть! Слепые научились бегать! Голодные достали откуда-то огрызки яблок и «запульнули» в меня остатками фруктов. Всего-то и надо смачно «прописать с ноги» самым наглым, что тянут руки к кошельку и «исцелений произошло больше чем на Нагорной проповеди у Христа», хотя конечно, Иисус там насколько помню, никого не лечил, а просто вещал.
Ещё раз, для самых тугодумов, «со своим уставом в чужой монастырь не лезут». Нищета – это система и я неспособен эту систему изменить, даже если бы я был богаче самого короля. Нищему нужна не рыба, а удочка и у меня этой удочки нет! «Прописал с ноги самым доставучим» и тем спас остальных «от отгреба» – принцип меньшего зла в действии.
Я не «Добрый Сорос, с его замутами, продажи Родины по частям». Я – просто я. Меня не трогают, и я не трогаю.
В дальнейшем, я неоднократно поминал всуе Ивана Сусанина. Антеро, «абордажный лом ему во все щели», тем ещё оказался проводником. Мы петляли по узким улочкам столицы, несколько раз пришлось возвращаться обратно, когда мы заезжали в тупики. В целом, бродяга не виноват – из него такой же столичный житель, как из меня балерина на пятый день запоя, он был в Шакти раз или два раза за жизнь, да и то проездом. Впрочем, до нужного места мы всё же добрались.
Нашим конечным пунктом оказалась какая-то забегаловка с громадной, выцветшей вывеской на которой был намалёван брутальный мужик с тесаком в одной руке и офигенно большим мешком в другой руке, наверное, по задумке художника денег.
– Остановимся тут. – сказал бродяга, как отрезал.
«Да ты! Что!» – так и хотелось мне высказать ему всё то, что я о нем думаю. Маты, впрочем, опушу, достаточно того что я о нем подумал.
В забегаловке было шумно. Пиво и вино лилось рекой. У вас наверняка было такое ощущение в жизни, что вы с первого взгляда понимаете, куда вы попали и что с вами будет, если себя не так поведёте. Примерно это промелькнуло у меня в голове, когда я зашёл в трактир.
Всю публику трактира можно было условно разделить на пять частей: наёмники на отдыхе и потому «кривые в зюзю»; наёмники без работы и денег и потому «злые как особисты в тридцать седьмом»; наёмники с работой, но без денег и потому мечтающие поработать грузчиками,