пара жандармов с тяжелым ящиком, которые помогли задвинуть створку двери коллегам снаружи. Злые от необходимости ютиться в тесном вагоне с толпой неблагонадежных, карабинеры прикладами растолкали и без того сбившихся в кучу людей, водрузили на освободившееся место ящик, и достали оттуда цепи. Методично пройдя по всему вагону, жандармы у каждого из пассажиров защелкнули по обручу на руке, так что теперь мы все были связаны. Удовлетворившись проделанной работой, синие мундиры уселись на свободное место возле двери. На растерянный вопрос кого-то из заковываемых, как же если что нужду справлять, один из жандармов хмыкнув, предложил делать свои дела, не сходя с места, или терпеть.
Тут уже народ не выдержал. Видя, что конвоир настроен благодушно, люди оживились. Со всех сторон посыпались вопросы. Больше всего моих товарищей по несчастью беспокоило, куда же нас везут. Некоторые, как и я, волновались за близких. На все вопросы синие мундиры огрызались, пара самых любопытных пассажиров получили прикладом по лицу, после чего вопросы прекратились. Потянулось ожидание. Я с ужасом представил, сколько часов пришлось бы просидеть в неизвестности, если бы я попался конвоирам несколькими часами раньше. Думаю, те, кому не повезло попасть в первый вагон просидели взаперти без воды и еды не меньше шести часов – пугающая перспектива.
– Не к добру это, – прошептал кто-то у меня за спиной. – Какие-то они больно вежливые. Будто жалеют. Обычно и бьют жестче, и поносят не стесняясь. А тут прям сама любезность.
Я покосился на нервного собеседника – им оказался пожилой уже мужчина. На мой взгляд, ни о какой любезности в обращении жандармов и речи не было. Да и непонятно, откуда собеседник мог набраться такого опыта? Мне как-то не доводилось раньше попадать в похожие ситуации. Я еще раз взглянул на говорившего. Старик сидел, прижавшись спиной к стенке вагона, обхватив колени руками, и всем видом выражал обреченность и безразличие к своей судьбе.
– Думаете, в лагерях будет совсем паршиво? – спросил я только чтобы поддержать разговор.
– А ты сам-то как думаешь? Только сомневаюсь я, что везут нас в какой-то лагерь. Убивать будут, – последнее он сказал совсем уже тихо, глядя мне в глаза. Правильно опасается. Услышит кто – может и донести жандармам. Те живо пропишут паникеру горячих, чтобы не баламутил народ.
– Почему? – так же тихо удивился я. – Глупо же разбрасываться рабочей силой. Не выгодно нас всех стрелять. – Говорил, и сам не верил своим словам. Всегда удивлялся, когда в родном мире читал воспоминания узников концлагерей. Почему они покорно шли на убой? Только единицы пытались сопротивляться, а ведь если бы навалились толпой, могли хотя бы палачей своих с собой утащить. И теперь вот понял – все происходит слишком постепенно. Нас уже давно уничтожают – медленно, но методично. И все время остается небольшая надежда – обойдется. Может, другие умрут, но не я.
– О какой работе ты говоришь? – хмыкнул старик. – За несколько лет, что мы сидели на окраине города, работу найти становилось