приходит с опытом – и умение действовать, и умение говорить; есть мужики и есть пацаны, и ничего обидного в таком делении не существует, закон природы, против него не попрешь.
– Толик, с ними деньги были.
– Деньги? – бандит удивленно вскинул брови.
– Да. И ты это знал.
– Откуда? Ты мне, что ли, об этом сказал? А у них спрашивать времени не было.
– Ты что, не обыскивал их?
– Мне времени своего было жалко, да и зачем мне чужие деньги? Ребята, вам чужие деньги нужны?
– Толик, брось дурить, я же тебя знаю, ты своего никогда не упустишь.
– Ну, если ты меня знаешь, то зачем тогда спрашиваешь? Боцман, не будь дураком, я тебя им не считаю, и ты меня, пожалуйста, за идиота не держи.
– Ты хочешь сказать, деньги в машине сгорели?
– Это не я сказал, а ты. Я только свою работу выполнил, а инкассатором ни к кому не нанимался.
Боцман, зло сопя, смотрел в глаза Толику. Ни один, ни другой бандит не моргали, словно играли в детскую игру «гляделки» – кто кого пересмотрит. Первым не выдержал Боцман. Его веки дрогнули, а затем он часто-часто заморгал и принялся тереть глаза большими кулаками.
– Тебе со мной играть – лишняя трата времени. Я в школе всех в классе пересмотрел – и мальчишек, и девчонок. А потом принялся с учителями играть. Они урок объясняют, а я им в глаза смотрю.
– Ну, и как, получалось?
– Отлично, – усмехнулся Толик, – все подчистую проигрывали. Лишь только директор один на мой гипнотический взгляд не поддавался.
– Наверное, сильный мужик был?
– Я тоже так думал, – покачал головой Толик, – но потом выяснилось, у него зрение немногим лучше, чем у крота. Да и дураком он был полным, мыслей не то, что у тебя – их у тебя полная голова, – а у него ни одной в мозгу не было. Потому и не отводил взгляд, что не видел и думать не умел. Еще вопросы, Боцман, есть?
– Нарвешься ты когда-нибудь, Толик.
– Не ты первый мне это говоришь, а я до сих пор жив и здоров. И хочешь знать, почему? Потому что не принимаю близко к сердцу все, что слышу.
Боцман Толика недолюбливал за излишнюю независимость и умение выделяться среди других. Но тот имел на это право, он умел работать четко, без срывов, и как казалось Боцману, ему всегда везло. Какой бы безнадежной ни выглядела ситуация, он не пасовал.
Не любил Толика и Федор Павлович Петров. И когда жизнь наступала спокойная, подальше отодвигал его от себя. Но стоило удаче отвернуться, когда наступала черная полоса жизни, вот как сейчас, Петров мгновенно вспоминал о Толике, старался загладить прошлые обиды, заплатить то, что остался должен. Ему импонировала манера Толика не задавать вопросов. Он никогда не спрашивал, за что должны умереть люди.
Однажды, не удержавшись, Петров спросил у него:
– А тебе не интересно, за что ты убиваешь?
Толик тогда усмехнулся:
– Если убивают с холодным рассудком и без эмоций, то только за одну вещь.
– Ты хочешь сказать, за деньги?
– Именно. Муж может убить жену за то, что она ему изменила,