шанс на иную жизнь. Я хотя бы окажусь в доме, а не в обители разврата. И если выберусь оттуда, не стану считаться грязной шлюхой. Но не мне решать. Вот зачем открыла рот? Теперь жрец заметил и, кажется, положил на меня глаз.
Дождавшись команды, помощник жреца молчаливо принес холщовый мешок. В нем оказались ошейники с большими камнями, напоминавшими кошачий глаз. Солдаты по очереди выталкивали вперед девушек и придерживали, пока метка храма не защелкивалась. Ошейник сидел удивительно плотно, но, странное дело, не сдавливал кожу. Попробовала, даже ноготь под ним не пролезал. Магия! Закончив, так же бесшумно, как подошел, помощник жреца отступил в тень. Свершилось. Если прежде оставалась какая-то надежда, ошейник убил ее. На глазах навернулись слезы, но я мужественно подавила их. Вот еще, разрыдаться перед фрегийцами! Они только этого и ждут, чтобы упиваться чужим горем. Ничего, придет день, фрегийским девушкам тоже придется плакать! Я мысленно повторяла это снова и снова, пока нас вели в храм. Внутри он оказался таким же необычным, как снаружи. Я ожидала увидеть большой зал, но попала в подобие прихожей, где за столом с умным видом сидела пожилая женщина. Немного щурясь, она водила пальцем по строкам толстой книги и ненадолго отвлекалась, чтобы щелкнуть костяшками палисандровых счетов.
– Распорядительница, – представил ее жрец. – Она ведает доходами храма и раздает мужчин. Дружите с ней и всегда останетесь довольны.
Он мог бы еще сотню раз повторить «довольны», «наслаждение», слаще не станет, ни капельки не перепадет.
– А, новенькие!
Женщина оторвалась от подсчетов и подняла голову. Распорядительница не носила ошейника, а ее одежда не походила на одеяния сборщиц. Другого фасона, чуть более свободная и открытая, нежели принято в Рьяне, она кроилась, а не наматывалась на тело. Интересно, работала ли распорядительница прежде в храме или пришла сюда добровольно, на конкретную должность.
– Как тебе новенькие, Альцеста? Хватит на ремонт восточной галереи?
Распорядительница ненадолго задержала на нас близорукий взгляд и покачала головой.
– Тебе решать, Экон, но я бы лучше продала парочку низших в бордель. Толку от них никакого, зря кормим. Уже после пяти мужчин пластом валяются.
– Пяти сразу? – нахмурился жрец. Выходит, его звали Экон. – Помнится, я запретил…
– Да богиня с тобой! – замахала руками женщина. – Какое сразу, они же дохлые! Да и не бордель у нас, а храм, место святое. Я и двоим-то редко позволяю, только если девочка умелая. И то отказаться может. Пятерых за ночь они ублажить не могут, болит, видите ли, устали. А чего устали-то, если все лежат? А если и заберутся сверху, мужик под ними спит. Хорошо, что новых привез. Часть уже на дефлорацию увели, вечерком заменю лентяек. Заодно заработаем больше. Мужчины – странные создания, во всем норовят стать первыми.
Жрец не ответил, пошел дальше. Словно пушинки, распахнулись перед ним тяжелые двери. На каждой – застывшее движение, танец сладострастной