о том, чтобы закрыть Романова. Он с виновниками не станет церемониться.
Шелепин развел руками.
– Романов уже вовсю ищет. Мои ребята говорили, что шестерки Романова крутятся по всей Москве, спрашивают, вынюхивают. Но пока так, без наездов.
– Ясно. Так, а что теперь надо сделать мне?
– Быть готовым.
– К труду и обороне?
– Не только к обороне. Знаешь, подыщи трех-четырех надежных ребят, которым можно поручить настоящее дело. Таких, чтобы и в долю можно брать и не опасаться, что они нас кинут и придется устраивать полномасштабную поисковую экспедицию. Короче, ты меня понял.
– Понял. Найду. Про цели вы мне, конечно, ничего не скажете?
– Ты прав, не скажу. Но только пока. Я еще сам не знаю, понадобятся ли нам те, кого ты найдешь. Просто хочу, чтобы они были под рукой сразу, без поисков. Понимаешь?
– Конечно.
Шелепин кивнул и отпустил Осипова.
Тот вышел на улицу, уселся в машину, опустил стекло и закурил. Ну вот, Шелепина потянуло на подвиги. Ясно, что надежные люди ему нужны именно потому, что убит Горчаков и есть возможность хорошо погреть руки на чем-то ранее принадлежавшем покойному.
Романов такое, конечно, не одобрит. И если потом выяснит, кто виновен, – устроит много неприятностей. Правда, если выяснит.
Осипов решил пока не морочиться и просто найти людей.
Шелепин, оставшись наедине с собой, нервно закурил. В принципе, ему бояться было нечего – к ликвидации Горчакова он не имел ни малейшего отношения. Но сдуру можно попасть под раздачу в таком деле.
Правда, зная Романова, можно сказать, что беспредела этот человек не допустит, даже если заподозрит неладное. Первым делом попробует все решить, как говорится, по понятиям. Ну а если не получится – тогда начнется веселье. Отступление от этого правила может быть только в том случае, если у Романова найдутся неопровержимые улики. На своем уровне, конечно; это же не милицейское расследование! Тут не надо килограммов бумаги и нескольких свидетелей.
По всему выходило, что бояться Шелепину нечего. Но вот беда – страх накрепко сидел в крови и теле этого человека. Он настолько проник в саму сущность Эдуарда, что даже не замечался неким аномальным явлением. Более того, можно было смело говорить, что именно страх сделал Шелепина тем, кем он стал.
Началось все еще после школы, когда Шелепина пугали армией, институтом и просто тем, что он сдохнет под забором. Непростой диапазон, что тут говорить. Получалось, что куда ни кинь – всюду клин. И спасения нет. Или тебе отобьют и поломают все, что нужно организму для нормальной жизнедеятельности, или ты попадешь в заштатный научно-исследовательский институт и всю жизнь проживешь впроголодь. Или, став учителем или врачом, заработаешь неврастению к сорока годам. Ну, про участь среднего бомжа и говорить нечего. Хотя с чего бы? Семья у Шелепина была обыкновенная.
А может, потому и были эти страхи. Если ты не сильный мира сего, если не способен всерьез заступиться за себя, то может однажды получиться так, что окажешься на улице…