я на Невском не была уже полгода. Клуша?
– Почему сразу клуша, я тоже редко бываю в центре. Если еду на машине, то стараюсь объехать, иначе точно в пробку попаду.
О чем еще говорили, не помню, ничего существенного я о Зиночке не узнал, да она и не рассказывала ничего.
В вагоне метро народу было много, нас прижало к дверям, мы смотрели друг другу в глаза и улыбались.
В кинотеатре я предложил Зине купить попкорн, но она категорически отказалась.
– Терпеть ненавижу это. Фильм надо смотреть, а не жевать как верблюд.
Свет погасили, пошла реклама, что очень не понравилось Зине. Наконец начался фильм. Вначале ничего особенного, разве что музыка. Она захватывала, опережала события. Не отрывая взгляда от экрана, я взял в свою руку её ладонь. Она не возражала, была вся поглощена фильмом.
Не понимаю, что повлияло на меня, тихое ли обаяние Зины, игра актеров, музыка ли, но постепенно фильм меня захватил. Особенно нравилась девушка Летиция. Наверное, такой же была и Зина, когда впервые смотрела его в юности. А музыка продолжала завораживать. Зина сжимала мою руку, а сама неотрывно смотрела на экран.
При мерцающем свете в зале, я заметил маленькие морщинки, расходящиеся, словно отблески радости от её губ. Всё гармонично слилось – очаровательная музыка, очаровательный ротик и очаровательные морщинки. Тонкие паутинки, не старящие её лицо, а украшающие. Я любил Лютицию, любил Зиночку, и был благодарен ей за то, что она «вытащила» меня в кино.
Когда показывали кадры, как мертвая Лютеция в скафандре медленно опускается на дно и видно её такое живое лицо с закрытыми векам, по лицу Зинули покатились крупные слезы. Она начала нервно дергать носиком. Я достал носовой платок и молча подал её.
– Спасибо, – шепнула она и стала вытирать слезинки, которые все текли и текли по щекам и подбородку. А я держал её руку в своей и нежно сжимал её теплую и слегка влажную ладошку. В груди у меня защемило от чувства нежности к ней, такой милой, доверчивой, отзывчивой, душевной женщине.
– Я боюсь смерти, – с грустью произнесла она, когда сеанс закончился и в зале зажегся свет, – мне жить то осталось лет десять, от силы пятнадцать.
Думаю, что после той сцены, она уже не следила за сюжетом, а думала только об этом.
– Знаешь, у Арсения Тарковского есть стихотворение, называется «Малютка жизнь». Первая строчка проста, как сама жизнь:
– Я жизнь люблю, и умереть боюсь, – закрыв глаза медленно, с выражением начала она читать.
Взглянули бы, как я под током бьюсь
И гнусь, как язь в руках у рыболова,
Когда я перевоплощаюсь в слово.
Но я не рыба и не рыболов.
И я из обитателей углов,
Похожий на Раскольникова с виду.
Как скрипку я держу свою обиду.
Терзай меня – не изменюсь в лице.
Жизнь хороша, особенно в конце,
Хоть