вата в столетнем халате.
Я извлекал давно прочитанные и, казалось, окончательно похороненные в колодце памяти строки. Они тянулись из его глубин и складывались в ритмичные строфы. Зина подняла голову, заглянула в мои глаза и улыбнулась. Я понял, что попал в её настрой и продолжал тянуть из памяти строки:
Должно быть, молясь на восток,
Кочевники перемудрили,
В подшерсток втирали песок
И ржавой колючкой кормили.
Горбатую царскую плоть,
Престол нищеты и терпенья,
Нещедрый пустынник-господь
Слепил из отходов творенья.
Я слышал это стихотворение в записи, в исполнении автора и пытался подражать его интонации и ритмике:
И в ноздри вложили замок,
А в душу – печаль и величье,
И верно, с тех пор погремок
На шее болтается птичьей.
По Черным и Красным пескам,
По дикому зною бродяжил,
К чужим пристрастился тюкам,
Копейки под старость не нажил.
Привыкла верблюжья душа
К пустыне, тюкам и побоям.
А все-таки жизнь хороша,
И мы в ней чего-нибудь стоим.
– А все-таки жизнь хороша, и мы в ней чего-нибудь стоим, – повторила она и улыбнулась, – посмотри, и дождь уже кончился. Пошли?
На Невском шумели машины, разгоняя воду, в лужах отражались белые облака и яркие солнечные блики. На проводах и растяжках кое-где еще висели капли. Как малые школьники мы шлепали по лужам, держась за руки и повторяли:
А все-таки жизнь хороша,
И мы в ней чего-нибудь стоим.
Задержавшись у коней, на Аничковом мосту, Зина задала вопрос:
– А откуда ты знаешь стихи Арсения Тарковского. Современная молодежь стихи не читает, ей больше рэп наравится.
– У матери была пластинка, где он читает свои стихи. С детства слышал, забыл потом, а вот сегодня вспомнил. У нее еще много было таких пластинок. Помню «Графа Нулина» в исполнении Юрского, сонеты Шекспира в переводе Маршака. Хочешь послушать сонет, который точно про тебя.
– Попробуй, с удовольствием послушаю.
Ты не меняешься с теченьем лет.
Такой же ты была, когда впервые
Тебя я встретил. Три зимы седые
Трех пышных лет запорошили след.
Три нежные весны сменили цвет
На сочный плод и листья огневые,
И трижды лес был осенью раздет…
А над тобой не властвуют стихии.
На циферблате, указав нам час,
Покинув цифру, стрелка золотая
Чуть движется невидимо для глаз,
Так на тебе я лет не замечаю.
И если уж закат необходим, —
Он был перед рождением твоим!
– Здорово, спасибо! А ты с мамой живешь?
– Нет! – я слегка задумался, соображая, говорить, или нет, но решился, – она выпала из окна