толкала ядро, метала диск. Мама тогда говорила ей: «Что ты делаешь? Ты станешь похожей на мужика». Но такие были времена и мода. А может быть, и провидение. Незаурядные физическая сила и выносливость очень помогли Эмме – она быстро прошла курсы токарей и потом регулярно выдавала на заводе два плана. В тех ужасных условиях это отражалось на самом главном – продовольственном пайке. Эмма умудрялась «выработать» до 800 граммов хлеба в день. И это спасло их семью. В 1943 году Эмма вступила в ряды ВКП(б). Тогда это был поступок. Если бы Ленинград пал, у Эммы и ее семьи не осталось бы ни единого шанса на выживание.
После войны Эмма Натанзон поступила в медицинский институт, где на практике познакомилась с хирургом Борисом Розенфельдом. Молодые люди полюбили друг друга, и эта любовь сохранилась между ними вплоть до смерти Бориса Натановича. В счастливом браке были рождены два сына: старший Михаил и младший Владимир. Разница в возрасте между мальчиками составляла 10 лет, и больших антиподов, чем братья Розенфельды, трудно было себе представить.
Маленького роста, плохо сложенный, вечно стеснявшийся самого себя Михаил рос добрым, отзывчивым и очень удобным для всех мальчиком. Он никогда не требовал к себе особого внимания, старательно учился, каким-то непонятным образом со всеми дружил, помогал по дому. Как само собой разумеющееся, после школы он пошел по стопам родителей, окончил медицинский институт, успешно защитил кандидатскую диссертацию, стал хорошим практикующим нейрохирургом. Трудяга, скромный и совершенно бесконфликтный человек, на работе его все любили и уважали. В 30 лет он женился, но брак быстро распался, чему немало способствовала Эмма Марковна, не желавшая делить сына с кем бы то ни было, даже с собственной невесткой. «Как ты можешь так поступать?» – пытался образумить жену Борис Натанович. Но та только отмахивалась: «Не понимаю, о чем ты?» Миша остался жить с родителями, глубоко переживая свое одиночество.
Совсем другим был Владимир Розенфельд. Яркий, способный, красивый, он был тем, кого называют «человек-конфликт». Его жизнь являла собой нескончаемую череду склок. На смену неуживчивости в детском саду пришли разборки с учителями и одноклассниками в школе. Скандальной оказалось и учеба в Ленинградском горном институте, из-за чего на втором курсе он перевелся в Москву в Институт нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина. Несмотря на отвратительный характер, он блестяще учился, все давалось ему легко. Институт был окончен с красным дипломом, Владимир получил распределение в аспирантуру. Казалось бы, что еще? Но он продолжал быть всем недовольным, говорил, что не может реализовать себя в стране, где существует политика государственного антисемитизма. «Чего тебе не хватает? – спрашивал отец. – Ты бы пожил в наше время, в эпоху борьбу с космополитами и делом врачей». Но Владимир даже и слушать не хотел доводы коммунистов Бориса и Эммы Розенфельдов. «Строй ужасный, страна гниет, надо валить отсюда», – думал он. Правда, пока был жив отец, эти