мусор Марья Ивановна поубирала наскоро, решив, что помоют его уже как следует сегодня в бане.
После умывания, взяв мальчика за руку с одной стороны, а Ивана с другой, Марья Ивановна подвела обоих к накрытому столу. Ваня быстро и уверенно сел на свое место и, ложкой зачерпывая варенье, начал подливать его к себе в тарелку. Цыганенок же, растерянно, но явно желая последовать примеру, стоял и глядел во все глаза на еду. Росточком он был поменьше Ивана, и лавка, придвинутая к столу, оказалась для него еще слишком высокой, чтобы он смог так же ловко, как Ванюша, забраться на нее. Марья Ивановна подсадила его и, приговаривая «Вот так. Вот и хорошо. Сейчас покушаем!», накладывала ему в тарелку теплые блины, свернув их так, чтобы удобно было брать, и подливала варенье.
– Кушайте, детоньки! Кушайте! А я сейчас вам и чайку налью.
Пока Марья Ивановна, повернувшись к самовару, разливала по чашкам свежий чай, мальчишка-цыганенок набросился на стоявшую перед ним еду. В несколько секунд проглотив блины, он начал руками подхватывать с тарелки варенье и уплетать его с огромным удовольствием. Иван, наблюдая эту картину, зашелся от смеха. Повернувшись к детям и ставя перед ними чашки с чаем, Марья Ивановна догадалась, почему смеется Ваня, и по-матерински нежно и жалостливо заговорила:
– Ах, ты бедненький! Да какой же ты голодный-то. Бери, бери еще, не бойся. Кушай, пока не наешься. Блинов у нас много. А надо, так еще испеку. А ты, Ванюша, покажи, как нужно кушать, а то, видно, он ни разу и блинов-то не ел.
Ваня, положив себе в тарелку очередной блин, по-детски просто и непосредственно сказал:
– Смотри. Берешь блинок, да сворачиваешь его вот так.
Говоря это, он ловко скручивал блин в аккуратную трубочку.
– Ну-ка, делай как я!
Цыганенок, схватив с тарелки лакомство, попытался проделать то же, что и Иван. Получилось у него плохо, отчего Ваня опять залился радостным смехом, а мальчишка, посмотрев на свой скрюченный, растрепавшийся блин и хохоча в ответ, начал размахивать им перед собой, балуясь и дурачась. Ваня, продолжая веселиться, забрал блин из рук цыганенка, свернул его как надо и вручил хозяину. После Иван взял свой блин и начал поочередно макать его то в варенье, то в сметанку на своей тарелке. Мальчонка принялся повторять за ним, но, попробовав на вкус сметану, больше в нее блины не макал, выбирая лишь варенье.
Веселый завтрак был в самом разгаре, когда в горницу вошел Петр Макарович. Цыганенок от неожиданности и врожденного, видимо, страха перед незнакомыми людьми сразу же пригнулся так, что его почти не стало видно. Хотел он было юркнуть под стол на всякий случай, но Петр Макарович заговорил по-доброму, радушно и участливо, чем остановил этот порыв мальчика:
– Вот и ладненько. Вот и хорошо. Кушаете уже? А я тут косу наточил. Надо бы съездить покосить на днях. Мать, ставь и мне тарелку, голодный я, как стая волков.
Цыганенок, выпрямившись, впился глазами в Петра Макаровича, не понимая еще, как ему теперь себя вести. Он сидел, почти не двигаясь, а Петр, видя эту его оторопелость, продолжал