понимают многие, но не Филипп.
– А ты, как и прежде, прислушиваешься ко всему, что нашептывает тебе последыш Людовика, моего бывшего мужа? Ричард, ты могуч, умен и рассудителен, но ты слишком близко подпускаешь к себе этого изнеженного лукавца. Известно ли тебе, что болтают злые языки при дворе короля Танкреда? Они намекают, что вы с Филиппом – любовники, разумея содомский грех!
Ричард так раскатисто расхохотался, что ворковавшие на кровле галереи голуби шумно вспорхнули, хлопая крыльями.
– Ваше величество! – наконец произнес он, вытирая тылом ладони невольно навернувшуюся от смеха слезу. – Ну кто же в это поверит, глядя на меня? Разве я не любимец дам? Разве я мало сражался ради их благосклонности на турнирах и воспевал их красоту в стихах? Добро бы нечто подобное болтали о Филиппе с его изнеженностью, страстью к пышным нарядам и благовониям, с его вечными жалобами на вымышленные недуги и слезливостью, недостойной воина. Не могу забыть, как после турнира, во время которого безвременно погиб мой брат Джеффри, Филипп рыдал и заламывал руки над его могилой, словно вдова, утратившая супруга. А ведь они были не более чем дружны. Но Филипп Французский таков, каков есть, в том числе и в неумеренных проявлениях чувств.
– Но ведь и ты дружен с Филиппом, – как бы колеблясь, осторожно произнесла Элеонора. – Помнится, ты говорил, что одно время вы были неразлучны, ели с одного блюда и спали в одной постели. Это так?
– Чего только не бывает в походе, – отмахнулся Ричард. Однако, перехватив пристальный взгляд матери, внезапно спросил: – Уж не посеяли ли эти слухи зерна сомнения и в вашей душе? Не оскорбляйте же меня подозрениями в смертном грехе!
Королева сделала протестующий жест.
– Нет-нет, ничего подобного у меня и в мыслях не было, Ричард. Я всего лишь хотела сообщить тебе, что мне известен источник этих гнусных слухов.
– И кто же он?
– Филипп Французский. Именно он клевещет на тебя, а люди повторяют услышанное. И если, по твоим словам, сам Капетинг женоподобен, но от грязных обвинений его защищает то, что он, хоть и моложе тебя, был женат, успел овдоветь, и у него есть сын и наследник. Ты же, пребывая в том возрасте, когда иные имеют дюжину сыновей, остаешься холост, и никто не может припомнить ни одну из твоих сердечных привязанностей. Жанна де Сен-Поль не в счет – как истинный рыцарь, ты делаешь все, чтобы имя твоей дамы оставалось безупречным.
– Но ведь и второй такой больше нет, – подавленно пробормотал Ричард.
Королева словно не услышала этих слов.
– Всем известно, – продолжала она, – что все свое время ты, Ричард, проводишь с воинами, и общество закованных в доспехи рыцарей тебе милее, чем альков какой-либо из дам…
Прервав ее, король насмешливо возразил:
– Любой, кто хоть раз увидит, как я с утра до вечера упражняюсь с копьем и мечом, как муштрую своих людей, поймет, что после таких усилий едва ли придет охота одеваться в шелка и затягивать нежную альбу