Выжига заметил, как хищник повернул голову и красные уголья глаз вспыхнули ярче при виде аппетитной тушки, каковой, к своему несчастью, обладал строф. Камил тоже его наконец заметил и застыл как вкопанный. То ли парализованный от птичьего ужаса, то ли просто не понимая исходящей от ханыги угрозы.
– Беги…
Поперхнувшись, Выжига умолк.
Ханыга неторопливо затрусил к строфокамилу, явно не сомневаясь в своём успехе. А строф как стоял, так и остался стоять. Даже ни разу не крякнул.
– Конец тебе, птичья душа, – обречённо прошептал Выжига. – И мне конец тоже. Большой такой конец… На двоих.
Глава пятнадцатая,
в которой Благуша старается сделать доброе дело
У страха глаза велики, но ноги ещё быстрее.
А неплох вагончик-то, подумал слав, присматриваясь на ходу к внутренней отделке камерного. Выстланный красной ковровой дорожкой по всей длине коридор шёл по центру вагона, как и в общих, разделяя его на две равные продольные половинки. Но здесь по обе стороны от Благуши тянулись вереницы дверей, прорезанных в гладком, полированном дереве стен, для каждой каморы – свой вход. Да ещё в каждой дверце на уровне лица имелось прикрытое изнутри шторочками-занавесочками смотровое окошко размером ладони две на две, предназначенное для обозрева посетителей. В коридоре не было ни души, тишина стояла ватная, оттеняемая только шелестом бегущих под вагоном колёс; то ли и тут все седуны дрыхли напропалую, то ли ещё какими тихими делами занимались, но слышно их не было. И чисто, ну прямо как в доме родном. Это тебе не замусоренный, заплёванный пол в общих вагонах. Шикарно жить не запретишь!
А ведь мог бы он и в каморном поехать, прикинул Благуша, бабок вполне хватало. Даже Минуту мог бы пригласить… Славно бы уединились, оторви и выбрось… Только дорога ещё длинная, и думать надо о завтрашнем дне. Ничего, перебьётся. Да и кто такая ему эта Минута? Конечно, девица симпатичная, вежливая, улыбчивая – славная, одним словом. Но и только. Его же – Милка ждёт. А формы у Милки куда приятней и на взгляд, и на ощупь будут, чего только грудь да бедра стоят, эх, оторви и выбрось, быстрее бы вернуться да облапить милую! В жизни большего удовольствия не получал! А у «славной» Минуты – кожа да кости, поди, под храмовым плащиком, и росточком не вышла, всего-то ему по подбородок будет. Минута и есть.
Благуша распахнул дверь в конце вагона, насторожённо выглянул в тамбур. А вдруг недостающий Пивень здесь? Но нет, пусто, лишь в окнах бесшумно стелется степь, кланяясь травами на ветру, да изредка мелькают веховые олди. А тамбур-то здесь куда просторнее, чем прежние, обратил внимание Благуша, меряя его шагами, – десять шагов в длину! Понятое дело, для махиниста – все условия!
Остановившись перед дверью, ведущей уже в нутро самой Махины, он занёс было кулак, чтобы постучать, но сразу не решился, так и замер с поднятой рукой, испытывая чуть ли не священный трепет перед махинистом. Это ж какой талантище нужно иметь, чтобы управлять такой сложной штукой, как