парк на обслуживание техники.
Там он деловито обегал всю территорию, подновляя свои «маркеры», и иногда заходил в каморку к начальнику парка – старшине-сверхсрочнику, просто так, засвидетельствовать свое почтение.
Этот старшина был знаменит по двум причинам: анатомической особенностью – имел такой нос, что из-за его «парусности» ветром ему всегда разворачивало голову, и своим добродушием.
Однажды весной пара ласточек слепила гнездо… прямо в коридоре пропускного пункта парка. Коридор был длиной метра три и высотой около двух с половиной метров. Посреди коридора стояла пропускная вертящаяся дверь, а дневальный сидел в соседней с коридором комнате, где окно выходило прямо на вертушку. Входная дверь в коридор была снята и находилась на ремонте уже пару недель. За это время ласточки облюбовали место для строительства и прилепили свое гнездо под потолком у выходной двери. Все были мило и радужно, но, когда дверь после ремонт была повешена на свое место, у ласточек возникли проблемы, которые еще многократно усилились, когда вывелись птенцы. Начальник полевого парка, старшина, был очень отзывчивым человеком, учел отчаянное положение родителей-ласточек и перенес своим приказом место дневального к входной двери снаружи пропускного пункта. Кроме того, он обязал дневального открывать дверь при подлете ласточки и выпускать ее после кормления птенцов. Такая трогательная забота о неразумных братьях наших меньших сделала старшину популярным во всей дивизии, добавила ему авторитета. Эта история произошла задолго до моего приезда в учебный центр, и слышал я ее только в изложении своих коллег, но гнездо под потолком КПП видел, оно висело там еще несколько лет.
Пробыв в парке час-полтора, Дембель тихо, незаметно исчезал и появлялся опять же в столовой, где, если не получал на «обработку» новые кости, находил свои «курки», и процесс «обработки» костей продолжался. По каким-то ведомым лишь ему признакам он чувствовал приближение обеда, откладывал все дела и возвращался в полевой парк. Там нетерпеливо суетился, дожидаясь построения бойцов в походную колонну, как бы говоря: «аппетит приходит вовремя, а построение опять задерживается» – и вместе со всеми шел в столовую на обед. В столовой (естественно, на крыльце служебного хода) съедал приготовленную для него порцию каши с мясом или другого блюда, в зависимости от суточного меню. После обеда в составе колонны, но уже нехотя, как приговоренный к сожжению на костре в поисках дров, возвращался в парк, где неоднократно был замечен в «праздном времяпрепровождении» – попросту говоря, в послеобеденном сне. По окончании дня возвращался с подразделением в казарму и тут же уходил в столовую, где вновь предавался чревоугодию. Там находился до начала ужина личного состава, а после ужина, опять же в конце колонны, шел в клуб на ежедневный сеанс фильма.
Фильмы показывали в относительно большом помещении с тремя рядами по пять кресел и экраном, который висел над невысокой сценой. Экран был самодельный,