уже куда-то ушла и теперь Женя обращалась ко мне, хотя я всё еще делала вид, будто занята поисками чего-то важного под столом.
– Кофе, спрашиваю, будешь?
– Э-э-э… нет, спасибо.
– Я слышала, что Марк собирается развивать два новых направления, одно из них возглавит Лиза. А ты теперь ее место займешь? Он тебя из-за этого вчера вызывал? – Женя неожиданно меняет тему.
Елизавета Соколова – моя начальница, но про новые направления я только сегодня услышала, поэтому в ответ мычу что-то невразумительное. Поняв, что толку от меня мало, Женя уходит, а я всё-таки нахожу силы дописать аннотации и отправить их на проверку Лизе.
В обед Бершауэр сообщает, что Майер уехал в командировку – теперь не вернется до среды, и я выдыхаю с облечением.
Хотя, казалось бы, с чего? Ведь это – всего лишь отсрочка, а не спасение.
Из-за событий последних дней я измучена. Вечером начинается сильный дождь – строчит в окна как пулемет. Чтоб добраться домой, приходится снова вызывать такси. Дома принимаю душ, а после сразу проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь утром – еще и семи нет.
Откинув одеяло, зябко передергиваю плечами и в пушистых тапочках иду на кухню. Делаю чай с чабрецом и бесцельно брожу по квартире, отхлебывая напиток маленькими глотками. Потом опять забираюсь в постель – хорошо бы еще поспать, но куда там. Воспоминания всплывают помимо воли, начинает болеть голова.
Богдан в одной из книг писал: «Воспоминания – это всегда или чувство вины, или сожаление. Поэтому многим так страшно наедине с собой». А в другой: «Бояться того, что мы не в силах контролировать, бессмысленно, поскольку страх ничего не изменит».
Но я до сих пор не нашла ответ, как бороться со страхами. Они прячутся в сигаретном дыме, лепестках увядших роз, мерном жужжании сонных мух и шелесте шин по мокрому асфальту. Подстерегают за углом – на шумных проспектах, среди беспорядочно снующих людей, или в тишине собственного дома. А потом неожиданно выпрыгивают, выбивая воздух из легких, и снова прячутся, оставляя тебя одного – оглушенного, раздавленного.
Когда я устраивалась на работу, дала себе слово каждую неделю делать что-то новое. Становиться лучше. Перестать быть слабой. А вместо этого еще больше запуталась.
Чтобы отогнать тягостные мысли, решаю прогуляться. Надеваю джинсы с водолазкой и выхожу из дома. На улицах – тихо и безлюдно, воздух прохладный и свежий.
Перехожу дорогу на светофоре и вижу, как старик клеит на столбе объявление: девять слов черным фломастером на половине тетрадного листа.
Когда-то я читала, что Хемингуэй написал пронзительную историю всего из шести слов: «For sale: baby shoes, never used». (Продаются: детские ботиночки. Ни разу не ношенные).
У старика объявление не менее пронзительное: «Продаются памперсы для взрослых, размер 3, почти полная пачка».
Уж я-то знаю, что всё это означает, хотя такую вот почти полную пачку не продавала, а отдала даром. И какой-то отрезок своей жизни тоже могла бы уложить в эти девять слов.
Моя