кажется, я тоже слегка обмочилась.
И только тогда я почувствовал злость. Яростное желание что-нибудь размозжить, разбить в пух и прах, снять напряжение, сковавшее болью мое тело. В дверях появился полицейский с моим пакетом в руках. Избегая его взгляда, я схватил пакет и, прикрывшись им, обошел прилавок и прошел в помещение для персонала. Рванул ручку. Чертов чулан. Чертов склад. Чертова ссаная кухня и совершенно отстойный стол в этом проклятом, ссаном ювелирном магазине, который надо бы стереть с лица земли. Найдя туалет, я заперся в нем, избегая своего отражения в зеркале. Сорвал ценники с темно-синих джинсов и зеленых трусов. Свои вещи затолкал на дно мусорной корзины. Натянул брюки, длинные штанины подогнул. Сполоснул лицо холодной водой и, когда удалось немного успокоиться, вернулся в торговый зал.
Мы возвращались в офис на полицейской машине. Каролина позвонила и рассказала, что произошло, поэтому коллеги встретили нас у дверей. Мы собрались на кухне. Все хотели услышать подробности об ограблении, и мы рассказали. Говорила в основном Каролина. Я достаточно быстро осознал, что ее переживания не совсем совпадают с моими воспоминаниями. Например, время. Последовательность событий. Все время, пока она рассказывала, я сидел и думал, в какой момент обмочился. Каролина этот эпизод не упомянула, а я поражался, сколько места он занял в моем собственном сознании.
Унижение.
Оказаться беспомощной жертвой чужого насилия.
Должен ли я был отреагировать по-другому? Физически я достаточно силен и натренирован, и грабитель по росту и весу не отличался от меня. Почему я не сразился с ним? Не перехватил пистолет, хотя мог дотянуться до него? Почему не пытался побороть грабителя? Я был единственным мужчиной, и только я мог с ним справиться. Может быть, я внушил себе это сам, но мне показалось, будто над столом повис незаданный вопрос. От других, не от Каролины.
– Полиция предложила психологическую помощь, если мы почувствуем, что в ней есть необходимость. Нам дали телефон горячей линии для жертв преступлений. Ты не хочешь позвонить, Андреас?
– Что?
– Обратиться за психологической помощью по горячей линии для жертв преступлений?
– Не знаю. Думаю, нет.
Один из коллег советовал позвонить. Другие полагали, что это уж слишком, и не понимали, чем нам могут помочь. Что случилось, то случилось. И ведь никто же не пострадал.
– Мне все равно кажется, что лучше поговорить с психологом или кем-нибудь еще, – настаивал один из коллег. – Я читал об этом. После таких переживаний может возникнуть посттравматический стресс, вроде так его называют.
Нам задавали вопросы. Раз за разом Каролина возвращалась к подробностям, о которых уже рассказывала. А я становился все более молчаливым. И все время сравнивал себя с Каролиной. Она поступила безупречно. Возможно, именно благодаря ее действиям я остался в живых. Я никак не мог отогнать вопрос, смог бы я сохранить такое же присутствие духа, если бы мы поменялись ролями. Ответа на этот вопрос я не знал. Может быть, я впал бы в ступор, как женщина за прилавком.
Внезапно