на себя суровое наказание. Когда они спустились, Даниэль так сильно пихнул ее, что она приземлилась на колени. Он открыл камеру для буйных, подхватил узницу и затащил ее внутрь. Безмерная тревога ударами молота отдавалась в животе. Что он с ней сделает, как отомстит? Защищаться не было сил, даже желания не было. Она сама его довела. Разбудила в нем ярость. Только затем, чтобы он причинил ей боль. Чтобы найти повод его возненавидеть. Раз и навсегда. Единственное оружие, которым она еще могла потрясать, – дерзкая улыбка, подобная последнему жалкому лоскуту, прикрывающему наготу.
Ну же! Давай, начальник! Бей!
Но он не угрожал, не набрасывался. Пристально глядел на нее, прислонившись к решетке, скрестив руки на груди.
– Я не совсем понимаю. Почему ты любой ценой пытаешься меня разозлить?
У нее не было объяснения. Она просто хотела, чтобы Даниэль ударил ее. Со всего размаха. Так, чтобы она не встала. Чтобы страстно ее поцеловал. То или это – все равно. Но он не двигался с места.
– Ты не можешь вынести того, что между нами произошло, да? Видишь ли, я думал, ты достаточно взрослая, чтобы понять… Очевидно, я ошибался.
Нестерпимо. Даже эта фальшивая улыбочка не стерлась с губ.
– Заткнись! – заорала она.
– Это тебя мучает, Марианна? Что ты приятно провела со мной время?
– Ты сам веришь в то, что говоришь? Бред какой-то!
– Конечно! – подтвердил он с той же обидной улыбкой. – И что теперь? Ты меня испытываешь? Хочешь знать, как далеко ты можешь зайти? Что я готов вытерпеть ради тебя?
Явилась надежда. Вот сейчас он скажет то, что она мечтала услышать. Он в смятении, он страдает. Из-за нее.
Он догадался о том, что ее точит, он может это прекратить. Протянуть ей руку или оставить тонуть.
Я, наверное, рехнулась, честное слово! Почему было не придержать язык?
– Так вот, ты зашла слишком далеко, – продолжал Даниэль. – Если мы переспали, это не значит, что ты можешь вертеть мной или что я готов терпеть твои выходки. Ты для меня ничто. Всего лишь заключенная, одна среди сотен других.
Она опустила веки, скрывая боль. А он продолжал убивать ее своим холодом:
– Я не влюблен в тебя, если ты это хотела выяснить, затеяв дурацкую игру! Я могу без тебя обойтись, даже глазом не моргнув. Так оно, собственно, и будет.
Каждая его фраза – бандерилья. Не хватало только последнего удара шпагой.
– Конец нашим маленьким сделкам! Все, Марианна. Ты понимаешь? Ты больше ничего от меня не получишь. Признаюсь, я совершил ошибку. В чем раскаиваюсь, видя твою реакцию. По этой самой причине такое не повторится. Вот увидишь, ты привыкнешь обходиться без сигарет, даже без наркотика. Через несколько месяцев ты о них и думать забудешь. По крайней мере, я на это надеюсь, ради тебя…
На смену боли пришел страх, настоящий взрыв страха. Марианна бросилась в бой, хорошенько не зная, чего она хочет. Может быть, совсем не того, что предполагала, а вовсе противоположного. Она сама себя обрекла на худшее мучение. И все ради того, чтобы не выказывать, не признаваться! Все потому, что у нее была мечта. Но может