Он подождал в засаде почти три минуты: «камуфляжник» не шевелился, а долго высиживать здесь тоже не стоило – выстрелы могли привлечь чужое внимание. Конечно, никто бы не сунулся – мало ли кто в кого стреляет – но издалека за Алексом вполне могли проследить, а ему вовсе не хотелось перестать быть хищником и становиться дичью. Он осторожно вылез из кустарника и спустился с холма, целясь в лежащее тело, медленно подошел к нему со стороны головы и ткнул ботинком в макушку. Бандана слетела. Ноги были посечены дробью и продолжали кровоточить. Падая, выживальщик скинул с себя рюкзак, и тот лежал пыльный рядом с телом. Алекс присел на корточки и положил ТОЗ рядом с собой.
«Что тут у тебя? Расстегнееееем, посмотрим… Вы смешные, как «зеленые» хомяки: наложили всякой хрени в рюкзаки, как за щеки».
Это не была острая боль. Это было похоже на ожог: справа в боку появилось что-то неудобное и очень большое, внутри тела, острое. Алекс заваливался на бок и не понимал, что происходит. Он почувствовал, как мелкий камень царапает щеку и висок при падении, а в левое ухо забиваются песчинки. Последнее, что он видел перед тем, как потерять сознание: «камуфляжник» вытер нож об штанину, поднял рюкзак и обрез Алекса и, хромая на обе окровавленные ноги, как мог стремительно удалился по тропинке в сторону трассы. Его ковыляющая фигура растворилась раньше, чем все померкло в сознании Алекса.
Женщина
Кто-то упрямо раскачивает мысль, что цивилизация началась с берцовой кости. Брехня все это. Еще до перелома берцовой кости нужно было иметь место, кров, где можно было бы прятаться и ухаживать за больным с этим переломом. Под открытым небом это невозможно – нужно место, где есть очаг. Цивилизация началась с женщины, которая поддерживала очаг и заботилась о том счастливчике. Ведь берцовая кость не расскажет о тысячах других спасенных мужиков, которых женщины спасали до него, как и не расскажет о том, сколько мужиков сгинуло просто потому, что оказались они недостойны ни хорошей женщины, ни очага, ни кола, ни двора.
Алекс бредил почти целую неделю: одышка, жар. В бреду он рассказывал невидимым собеседникам про то, что зарождается новая культура, культура эта от культа, культа предков, а теперь предков нет. Культура сильных. Нет предков, нет народов. Он то засыпал, то просыпался. Просыпаясь, он иногда строго смотрел на нее и называл Намму, шумерской богиней. Говорил, что не позволяет ей оставаться в его палатах, а когда видел, что она не уходила, бессильно откидывался на подушку, ругал себя за черствость, рыдал и уходил в забытье. Она сидела рядом, молча смотрела на него и все время поила водой его обезвоженный организм. При сепсисе надо больше пить. Где она только нашла силы его дотащить? Она, семидесятипятилетняя женщина, соорудив тележку из куска фанеры, проволоки и каркаса детской коляски, тащила его от того злополучного холма к себе в железнодорожную сторожку. Когда он падал, она снова и снова затаскивала его на тележку с упорством, достойным высшей награды. Она выходила