где возобновил свою жестокую и безостановочную погоню за долларами. Вскоре установился некий заведенный распорядок. Когда мне исполнилось три года, Рекс приезжал раз в неделю и оставался с четверга до воскресенья. Он проводил здесь достаточно времени, чтобы слуги продолжали бояться его, убеждался в моем детском румянце, седлал одного из своих чистокровных коней, а после верховой прогулки исчезал наверху с одной из своих ассистенток. Примерно раз в месяц он обхаживал своего очередного партнера по бизнесу, а потом они пропадали в баре до тех пор, пока он не получал свое. Для Рекса люди и партнеры были чем-то вроде трамваев: «Покатайся, пока не надоест, потом спрыгни с подножки. Следующий подойдет через пять минут».
Когда Рекс о чем-то говорил, когда находился дома, на его устах чаще всего бывали два слова. Первым было «Бог», а второе я пообещал никогда не повторять перед мисс Эллой. В пять лет я еще не знал, что оно значит, но краска на его лице и слюна, собиравшаяся в уголках рта каждый раз, когда он произносил это слово, указывали на что-то нехорошее.
– Мисс Элла, что оно значит? – спрашивал я, почесывая затылок.
Она вытирала руки о передник, снимала меня с табуретки и усаживала на столешницу. Прижималась лбом к моему лбу, клала указательный палец поперек моих губ и говорила:
– Ш-ш-ш!
– Но, мисс Элла, что оно значит?
Она качала головой и шептала:
– Так, это слово из третьей заповеди. Плохое, очень плохое слово. Самое плохое. Твой отец не должен его произносить.
– Почему же он его произносит?
– Взрослые иногда так говорят, когда они сердятся.
– А почему я никогда не слышал его от тебя?
– Так, – сказала она, протянув мне миску с кукурузным тестом и помогая размешать густую болтушку, – обещай, что ты не будешь повторять это слово. Обещаешь?
– А что, если ты рассердишься и сама его скажешь?
– Этого не будет. А теперь… – она приковала меня взглядом, – …ты обещаешь?
– Да, мэм.
– Скажи это.
– Я обещаю, мама Элла.
– И пусть он не слышит от тебя такие слова.
– Что?
– «Мама Элла». Тогда он точно уволит меня.
Я посмотрел туда, где обычно видел Рекса.
– Да, мэм.
– Хорошо. Тогда давай мешай дальше, – она указала в сторону, откуда доносились крики. – Лучше поторопиться. Похоже, он проголодался.
Как собаки, привыкшие к битью, мы были давно знакомы с тоном хозяйского голоса.
Я совершенно уверен, что в жизни мисс Эллы не было ни одного дня, когда бы она не посвящала себя работе. Много раз по вечерам я видел, как она упирается рукой в бок, горбит плечи, нагибается к Мозесу и говорит:
– Братец, мне бы сейчас прополоскать рот, полечить геморрой, пожевать кукурузы да положить голову на подушку.
Но это было только начало. Она надевала чепец, намазывалась лосьоном и опускалась на колени. Тогда ее день начинался по-настоящему, потому что, стоило ей завестись, она могла заниматься этим всю ночь.
Мысль