время держать дистанцию, а это не очень-то располагает к приятному общению…
Говоря все это, я понимала, что так просто мне не отговориться. У него на меня что-то было, кроме простых подозрений. А что было делать? Признаваться в том, чего я не делала? То, что он расколол этих простолюдинок не значит, что он и меня обманет так легко! Даже если они дружно показали на меня – а этого он пока не говорил! – они могут лгать в естественном стремлении повесить вину на меня, как более подходящую, по видимости, для интриг персону.
Тогда он рассказал мне, так, как будто я этого не знала, о состоявшемся на днях разговоре между мной, Юлией и Августиной. Это было уже когда Марсия стала нас избегать. Мы беседовали вполне дружески, как он считает. Несмотря на то, что я сейчас утверждала. Но не в этом дело.
Жаль, что не в этом. Я как раз хотела было объяснить, что истинный аристократ в разговоре способен не показать, что считает себя выше собеседников, особенно если они признают это, но он остановил меня жестом. Между тем я лихорадочно вспоминала, о чем мы говорили – вроде бы они, подчиняясь совету «сидеть тише воды, ниже травы», ничего не планировали для заговора! А я, как в нем не участвующая, тем более! (Читайте, монсеньор доктор, читайте, как намеревались). Хотя, кстати, меня команда сидеть тихо только раззадорила бы: я не собака, чтобы так мной командовать! К счастью, я тут вообще ни при чем. И говорили мы только о загадочном поведении Марсии, о заговоре же не упоминали ни единым словом!
Я все-таки прервала его и потребовала объяснить, во-первых, что криминального он видит в нашем разговоре? Я уверена, что за считанные дни, прошедшие с того разговора, эти девушки, которых он заставил признаться в том, что они заговорщицы, что на самом деле еще неизвестно, мало ли что признались… так вот, за эти дни они общались еще с кучей других его пленниц. Он их что, тоже всех в заговорщицы запишет? Как бы ему одному в замке не остаться! И, во-вторых, откуда он вообще взял, что мы разговаривали? Неужели монсеньор доктор унизился до подслушивания? В бассейне следы вынюхивает и воду на вкус пробует, за рисованием душевных движений подглядывает, разговоры подслушивает, что дальше будет? Сделает зеркальный пол, под платья заглядывать? Будет всех кидать в свой бассейн и являться посмотреть пораньше, чем тогда, посмотреть, как будут мокрую одежду снимать? Заодно обнюхивать и облизывать, чтобы вкус и запах запомнить? Ну, чтобы уж наверняка инквизицию превзойти.
Он опять не обиделся, а невозмутимо продолжил рассказывать.
Оказалось, что он не подслушивает. Ему нет нужды. За него это делает подвальный сиделец зверь Аш-бэ. У него исключительно тонкий слух. Аш-бэ слышит все в замке и его окрестностях. Практически во всей долине, которая имеет форму овальной чаши и неплохо собирает звуки к центру. Недаром греки и римляне именно такой формы делали свои амфитеатры. Так что Аш-бэ, не особо напрягаясь, способен услышать, как ползет муравей в лесу, растет трава, которую на высоком горном пастбище лизнула овца, но сочла горькой, плюнула и не