хорошую, дешевую древесину. Тот, кто ее заготавливал, явно не знал ей цену, а вот Уэйд знал.
Вот он стоит в кузове и укладывает дрова, оставляя зазор между поленьями и задним стеклом. Дженни отсекает топором мелкие сучки и закатывает поленья в кузов, прямо к его ногам. Ее работа тяжелее, но поленья она кладет криво, Уэйд вечно придирается – вот они и поменялись.
День жаркий и сухой. Лес кишит клещами, Уэйд сдавливает клеща между двумя пальцами, пока тот не лопнет, а кровь – кровь оленей, койотов – вытирает о джинсы. Солнце палит, густой воздух напитан сладким ароматом пергаментно-тонкой бересты. Слепни выписывают узкие спирали вверх и вниз, повсюду. Из травы доносится стрекот кузнечиков, чем-то похожий на потрескиванье костра.
Тянется, тянется глушь, бесконечные горные кряжи, чинные и мощные, слоисто уходящие вдаль. В этих просторах таится угроза, и она ощущается всюду, пусть даже им со своего места ее не видно. Они так долго катили по узкой, ухабистой дороге, что вся их жизнь, кажется, осталась далеко позади.
Девочки нашли в кустах олений рог. Он может пригодиться папе – для рукояти ножа. Разгорается спор, каждая хочет преподнести находку сама. Затем, позабыв о папиных ножах, они начинают носиться по лесу, прикладывая рог к голове, как будто обе они олени. Джун гонится за Мэй, нахлестывая ее прутиком, а та скачет и виляет, обхватив рог двумя руками и придерживая его на своей светловолосой, ревущей голове.
Откуда взялось это воспоминание? С трудом верится, что это вымысел, нигде не услышанный и не увиденный. Образы, созданные из одной случайной детали: вскоре после свадьбы она нашла на горе Айрис олений рог, раскрашенный красным и зеленым карандашами. С ним когда-то играли девочки. Этот рог застрял в ее воображении, да и рождественские цвета тоже, вот она и добавила их к тому августовскому дню на другой горе, не имеющей к реальному рогу никакого отношения.
Вскоре рог уже съехал набекрень, Мэй придерживает его одной рукой. Она больше не скачет, хотя Джун продолжает ее стегать. Но Мэй волнуют только слепни, налетевшие из ниоткуда и отовсюду, чтобы покусать ее, толстые черные слепни с голубоватыми крылышками. Она хлопает по ним свободной рукой, но это не помогает, тогда она бросает рог в траву. Джун выкидывает свой хлыст. Они стоят посреди поляны и шлепают себя и друг дружку. Чаща хрустит и жужжит, и Мэй бросается прочь.
Те же слепни – в газетах о них не писали, про них не рассказывал Уэйд. Но если вспомнить передачу по старому телевизору в съемной квартире: посреди поляны стоит репортер, вдали – бледные поленья. «Никаких свидетельств того, что убийство было предумышленным…» И тут на руку репортера садится слепень, затем второй, третий, и он начинает говорить как-то торопливо, рассеянно – не под грузом излагаемых событий, а, скорее, оттого что изо всех сил старается не шевелить рукой.
Оставшись одна, Джун почти не обращает внимания на слепней, думает Энн, шлепает их вполсилы. Она идет по лесу, волоча за собой палку. Она идет на шум воды и вскоре видит перед собой прозрачный горный ручей, по берегам поросший кастиллеями.