положил ее вещи на пол, под желобом. И дернул за цепочку. Свет погас.
Когда послышались его шаги, ей вдруг захотелось укрыться в ванной, по всему телу прокатилось возбуждение. Но она ждала, не двигаясь с места.
Я никуда не пойду, сказала она себе. Плечами она прижималась к стене, голыми икрами ощущала холодную ручку желоба. Пусть сам ко мне идет.
Она ждала. Прикрыв улыбку рукой, затем убрав ладонь, затем и вовсе перестав улыбаться, она слушала, как он поднимается по ступеням. Еще секунда – и он стоит в полумраке в конце коридора, грустный, и серьезный, и красивый, губы приоткрыты, будто хочет что-то ей сказать, но просто не может.
Он подошел к ней и прижался ртом к ее губам.
В конце медового месяца, хоть они так его и не называли, в хижине на берегу океана, которую они снимали в ту неделю, Уэйд рассказал Энн все, что произошло, – в первый и последний раз.
Его воспоминания были обрывочными. Беседа повернула в это русло как-то незаметно, без ее ведома, в лучах закатного солнца. Энн спросила о его детстве. Он сказал, что вырос на севере Камасской прерии, неподалеку от Грейнджвилла. А затем, будто пришлось к слову, добавил:
– Я только через неделю сообщил своей матери, что внучек у нее больше нет. Для нее они жили на целую неделю дольше.
Энн ничего не ответила, чувствуя в его сердце какую-то неясную угрозу. Молчание тянулось бесконечно. Он сидел на деревянном стуле возле окна, она – на полу у камина.
Когда он наконец заговорил, его голос звучал отчужденно, будто принадлежал кому-то другому, глаза его были широко раскрыты.
Сквозь шок и отчаяние, сказал он, пробивалась лишь одна связная мысль: он должен увезти жену подальше от своего теперь уже единственного ребенка. Ради ее же безопасности Джун пришлось оставить в лесу. Что еще ему было делать?
– Я собирался за ней вернуться. – Повисла пауза. Затем он продолжил: – В полицию позвонила пожилая пара, жившая на ферме у подножия горы. Они нам помогли.
Энн отметила это «нам». Дженни и Уэйд, все еще вместе, все еще связаны в тот момент в его сознании. Она представила вой сирен вдалеке на проселочной дороге, представила, что Дженни могла видеть перед собой, – скажем, птиц, взлетающих с поля. Вот они рассыпаются и стягиваются, совсем как те птицы, за которыми будут наблюдать на школьной парковке Энн с Уэйдом всего девять месяцев спустя.
– Потом старый фермер написал мне письмо. Я его не читал. Но он там за что-то извинялся. Понятия не имею за что. В Мэй было столько жизни, – произнес он сдавленным голосом. – Столько… – Он уронил лицо в ладони.
Энн хотелось дотронуться до него, но она боялась потревожить чувство, спустившееся на него в этой хижине на берегу океана в последний день их путешествия. Она и помыслить не могла, что Уэйд найдет в себе силы о таком рассказывать. Он вздернул подбородок, набрался мужества.
– Я стоял в кузове, складывал дрова, и тут мимо прошла Мэй. Ни слова нам с матерью не сказала, даже не помахала. Просто открыла дверцу и села в машину.