на голову платок и сажала на русскую печь, которая была всегда, в любое время года, тёплой, потому что в ней готовили еду, независимо от времени года, тепла или холода. Заходит со двора дедушка Вася, смотрит на меня и удивлённо так спрашивает:
– А что это там, на печке, за девочка? У нас нет таких. Откуда она взялась?
А я очень переживаю, что меня не узнают:
– Я ваша, – говорю, – я Алёшка.
– Ой, и правда, Алёшка! А я уж и не узнаю никак.
Очень помню, что всегда переживал, что меня не узнают. Боялся, а вдруг выгонят из дома. Но, вот, не выгнали…
Ещё вспоминаю обязательное дедушкино действие на празднество Преполовения (Великого поста, а также Пятидесятницы, Троицы). Преполовение – это середина поста, а также середина времени от Пасхи до Троицы (Пятидесятницы). Великий пост продолжается пятьдесят дней. От Пасхи до Троицы ровно пятьдесят дней. И тот и другой праздники обязательно приходятся на воскресенье. А Преполовение, то и другое, приходятся всегда, кажется, на среду. Рано утром дедушка входил в чулан, брал в руки затворку от печи, похожую на щит, и ударял по ней несколько раз деревянным катком, похожим на большую катушку, который использовался как вспомогательное устройство для перемещения чугунов на рогаче…
Крыша нашего дома была покрыта простым железом, которое красили примерно через год. Но всё равно в некоторых местах уже к началу 60-х годов железо стало дырявым, протекало. Протечки до побеленного потолка со стороны избы и горницы практически не доходили, поскольку на потолке был довольно большой слой сухой земли (по консистенции – пыли), используемой как утеплитель. При затяжных дождях на потолке в местах протечек ставили посудины для сбора воды.
Стены дома снаружи и изнутри были оштукатурены слоем в 2-3 см таким же составом, как и саман (глина с соломой с добавлением небольшого количества навоза). Обоев во внутренних помещениях не было, только побелка, как и снаружи. В начале 60-х годов отец нижнюю часть стен дома по периметру внешней стороны оштукатурил чистым («железным») цементным раствором, для большей защиты от влаги, потому что без фундамента под саман сравнительно легко стала проходить вода, особенно во время весеннего снеготаяния. Стена со стороны двора (северо-восточная) стала от этого, от водного воздействия, даже деформироваться и проседать. Особенно это проявлялось в самом углу дома, в горнице, по стене, где стояла кровать родителей.
Дом требовал последующей перестройки либо капитального ремонта в виде подвода под него кирпичного фундамента с заменой саманов в нижней его части. Совхоз (в это время был уже совхоз, а не колхоз) материал для новой постройки не дал, да и другой помощи не оказал никакой. Отец уж говорил, что у него двое сыновей («сынов», как он говорил), это про меня и про брата, отслужат в армии, вернутся сюда жить и работать, а дом негодный. Но кому какое дело до твоих забот, как, впрочем, не было дела и для забот о государственном. О том времени хорошо написано у Александра Коржева в его повести «Жил-был Я» о детстве