что весь твой рассказ – полная чушь! – Третта вскинула руки. – Я должна поверить в то, что ты как ни в чем не бывало приблизилась к Дайге Фантому, мило с ним побеседовала и только потом вы сразились? Почему ты не всадила ему пулю в лоб с сотни футов?
Веселье Сэл улетучилось.
– Потому что это не по кодексу.
– Опять этот кодекс. – Третта с презрительной усмешкой закатила глаза. – Разве у скитальцев вообще есть кодекс? Я слышала только рыдания и мольбы тех, кого вы грабите, вой и крики тех, на кого вы охотитесь, и усталые вздохи людей, которые хоронят тех, кого вы убили. Этим кодексом, я думаю, вы просто прикрываете свою звериную сущность. С чего бы мне верить, что кучка самых обычных подонков-изгоев станет подчиняться некому кодексу?
– Погоди-погоди, я только что рассказала тебе о револьвере, который стреляет сосульками, и мужике, который двигает предметы силой мысли. В каком смысле, бля, мы обычные? – Сэл покачала головой. – Кодекс от скитальцев для скитальцев. Пережиток времен до Восстания при Собачьей Пасти, которое заставило их бежать в Шрам. – Она пожала плечами. – Горбатого могила исправит, что уж.
– И откуда тогда взялся этот смехотворный язык? Это… Как там ты говорила? Оку… окка…
– Окумани ос ретар, – закончила за нее Сэл.
– Что это? Заклинание?
– Магия исходит из Мены, не из слова. – Сэл наклонилась, оперлась подбородком о ладонь и лениво усмехнулась. – Вы в своей Революции редко оперу смотрите, да?
– Прославленные Уэйлесские Гласы Непреложной Истины считаются одними из лучших исполнителей среди всей Революции, – ушла в оборону Третта.
– Не-не. Не сраная пропаганда и проповеди, которые вы, нули, выдаете за оперу. Я про настоящую. Истории о любви, потере, о том, как одинокий человек проклинает небеса, воздев к ним руку.
Третта фыркнула.
– Чушь и пустая трата времени для испорченных имперских франтов.
– В общем, если бы ты видела настоящую оперу, ты знала бы эти слова. «Окумани ос ретар» – это староимперский, на котором говорили еще во время коронации первого Императора. Фразу произносят в начале и конце каждой оперы в Катаме, согласно традиции и согласно закону.
Третта снова фыркнула.
– И что же она означает?
Сэл ответила улыбкой.
– Грубо говоря, «взгляни на меня и трепещи». Что-то в духе: «Вот я здесь». Провозглашение присутствия, слова, которыми даешь всем знать, что ты прибыл. И которыми привлекаешь ее внимание.
Третта наклонилась, упираясь ладонями в стол и сверля Сэл взглядом.
– Чье внимание?
– Той, чей взор стремится обратить на себя всякий скиталец, – произнесла Сэл. – Госпожи Негоц…
Раздался стук. Третта рывком развернулась, сощурившись; она давала четкие указания – во время допроса не беспокоить.
– Войдите, – процедила она сквозь зубы.
Дверь приоткрылась. В камеру заглянуло кроткое усатое лицо, увенчанное редеющей черной шевелюрой, и донесся