узнать, сколько дюймов раскаленной стали может войти в человека.
Сэл моргнула. Она открыла рот, словно хотела уточнить, как же именно можно добыть подобные знания. Однако совершила первый разумный ход за весь день – решив заговорить о другом.
– Между прочим, – произнесла она, – я как раз переходила к этой части истории…
5
Шрам
Не знаю, в какой момент я задремала, но, как только услышала его голос, поняла, что вижу сон.
«И над чем ты смеешься?»
Он улыбался одними глазами. Его лицо состояло из углов, острых, идеальных, словно клинок, который он держал на коленях и шлифовал; таким же прямым и жестким было его тело. И пусть, глядя на меня, он пытался казаться суровым, он не мог скрыть смех в глазах.
И я не пыталась скрыть свой смех. В те времена мой смех был звонким, громким, и единственным шрамом на моем лице была улыбка.
Он держал оружие обеими руками, рассматривал, изучал, словно ответ – как и все ответы – лежал на поверхности острой кромки.
«В мече есть честность, коей лишена магия, – произнес он. – Магия требует Мены. Чтобы ей воспользоваться, ты отдаешь часть себя, и ты никогда не узнаешь, с чем расстаешься, пока оно не утеряно навсегда. А вот меч? Это партнерство».
«Это странно».
«Смотри».
Он у меня за спиной, меч в моей ладони, его пальцы поверх моих. Одной рукой он обхватил мою талию, притянул ближе. Другой направил мою руку, выполняя рубящие удары, блоки, выпады, убивая воображаемых врагов.
«Видишь? Он просит тебя его использовать. И взамен делает то, что должен. – Его губы скользнули ближе к моей шее; горячее дыхание коснулось уха. – Прямо как мы».
«Как мы», – прошептала я, закрывая глаза.
«Ты и я, – проговорил он. – Я – твой клинок. Используй меня, и я сделаю то, что должен».
На моем животе расцвела горячая влага.
«Итак», – шепнул он.
Меж его пальцев сочилась моя кровь.
«Оставишь ли ты меня ради магии?»
Горячее дыхание на моем лице. Голос в ушах. Длинный, мокрый клюв, щекочущий щеку.
Я приоткрыла один глаз. Конгениальность уставилась на меня и раздраженно гукнула. Позади нее в блестящей луже слюны валялся комок меха и костей.
– Что, уже? – поинтересовалась я, зевая. Отпихнув ее, я привалилась спиной к дереву, под которым заснула. – Леди надлежит терпеливо ждать ужина.
Конгениальность распушила перья и издала мерзкое шипение, намекая, что она ждать не станет. Я вздохнула, поднялась на ноги и подхватила плащ, служивший мне подушкой. Стоило его встряхнуть, как он мгновенно уменьшился до размеров палантина, который я повязала на шею. Не самые впечатляющие чары, но помогают сэкономить место.
Я нашла в седельных сумках очередную тушку. Швырнув ее Конгениальности и оставив ту со жратвой наедине, я прошла мимо человека, которого только что прикончила, и взялась за премерзкое занятие – копаться в его барахле.
В Катаме ученые называют это искусством. В Уэйлессе пропагандисты