четыре я таки пыталась уйти. Не получилось. Страх, что там будет хуже, возвращал назад, убеждая его в моей слабости еще больше. Потом я устала шагать в пустоту. Эта борьба разучила меня радоваться. Но это не расстраивает. Вспоминаю об этом, только когда вижу счастливых людей, которые смеются. Попадаются, как правило, молодые. Через время они тоже разучатся, я знаю.
Задаю ему с постоянной периодичностью вопрос: «Зачем все это?». Он отмахивается. В зависимости от ситуации говорит: вариант А – что я все выдумываю и у нас все хорошо. Вариант Б – что это все моя больная голова, ну а вариант В самый жесткий – что я сама во всем виновата. Последнее, как правило, кричит громко, в другой, менее пристойной форме.
Но я барахтаюсь. Я с каким-то остервенением хватаюсь за вариант А и засовываю назад выпадающие из наших отношений винтики, закручиваю болтики, меняю масло. Не помогает. Поломки становятся все сильней, дышать становится сложнее.
Во мне нет злости. Вместо нее жалость. Жалость к себе и страх. Страх, что так будет всегда. Еще раздражение. На себя же. Я не знаю, как надо. Правильного выбора не существует – есть сделанный выбор и его последствия. Я не могу понять одно, что я не так выбрала.
Перекинув сумку через плечо, я пошла к выходу.
– Дура, – буркнула сама себе под нос и поняла, что решимость все поменять стала опять замещаться неуверенностью и страхом. Чувство вины, что это я все порчу, поползло по телу. Уверенность после ссоры, в том, что ты прав, мешает делать правильные шаги. Эта уверенность есть у двух сторон. Но я знаю, надо быть умнее, меня, к сожалению, так кто-то научил. Вот и шагаю постоянно сама навстречу. Он нет. Он не умеет, я это знаю.
Сдувшись еще больше, я махнула рукой и села в подъехавшее такси.
– Пушкинская двадцать, – буркнула я адрес, откуда ушла три дня назад и куда очередной раз возвращалась побежденной. Я закрыла глаза.
Я зашла в подъезд и зашагала медленно по лестнице наверх. Машины мужа во дворе не было. Оно и лучше. Надо побыть одной, прочувствовать свою никчемность. Привыкнуть, смириться. Вечером, когда он придет с работы, будет иначе.
Я подошла к двери и вставила ключ в замочную скважину. Дверь от нажатия поддалась вперед и приоткрылась. Я потянула ключ обратно и замерла. И почему так? Уехал на работу и не закрыл? Не может быть. Ему плохо? Он умер? Напился с горя? Мысли в голове пронеслись табуном, быстро сменяя друг друга. Напился с горя – был наилучший вариант, который меня устроил бы, но ком возле горла все-таки появился.
«Блин», – выругалась я про себя, подтолкнула дверь и переступила через порог. В квартире тихо. Медленно пройдя коридор, я подняла ногу, чтоб сделать шаг в комнату, но не успела ее опустить, зависнув в позе цапли.
– Добрый день, – эти слова вернули меня на землю, прерывая поток вопросов, проносившихся в моей голове с силой урагана.
– Добрый, – тихо ответила я. – А вы кто? И что вы здесь делаете?
Передо мной в кресле сидела барышня, примерно моего возраста, вальяжно забросив ногу на ногу и мерно, а может