обведя губы уже обмякшей головкой и убрал в джинсы. Аля с трудом поднялась, держась за стену. Снова звякнула пряжка ремня, и он опять крепко обхватил ее запястье, увлекая за собой. Вывел на свет и молча повел по улицам, не отпуская руки.
Медленно, потому что Аля спотыкалась на каждом шагу.
Они пришли к дому.
Он довел ее до лестницы на второй этаж, отпустил и не пошел за ней, остался снизу, проследив, как она поднимается.
Аля на дрожащих ногах добралась до плетеного кресла, скинула наконец босоножки и нашарила пачку сигарет на подоконнике. Закурила, перебивая дымом оставшийся во рту его привкус.
Сил раздеться и пойти в душ не было. Вместо этого она качалась, курила одну за другой и отстраненно размышляла, что все это значит.
Она теперь его девушка? Или что? Она ему обязана за спасение или уже расплатилась?
Кто он вообще – спаситель или насильник?
Все слишком путалось, не поддавалось логике, не помещалось в привычные ей схемы.
Больше всего хотелось, конечно, уехать, наплевав и на отпуск, и на деньги. Но когда она добралась до ноутбука и обшарила интернет, оказалось, что билетов на автобус нет до конца месяца, а на самолет они стоят совершенно безумных денег.
Деньги у Али были, но она подумала и решила, что не настолько все ужасно, чтобы вбрасывать полторы своих зарплаты в бегство.
Ничего же не случилось. Больше испугалась, чем пострадала.
Просто она будет ходить по городу только днем, ездить на экскурсии и запираться на ночь.
Всего-то четыре дня осталось.
Перед сном Аля еще раз проверила все щеколды, заперла решетки на окнах и даже дверь спальни изнутри. Долго мылась в душе под прохладной водой, наносила одно средство за другим, пока не стала пахнуть, как магазин «Lush», – за три квартала смесью всех возможных отдушек – а кожа не покрылась шелковой пленкой из масел и тоников. Каким-то странным образом это помогало чувствовать себя более защищенной. Не такой голой.
Но она все равно надела белье и длинную спальную футболку, несмотря на жару. Хотелось прикрыться, одеться. Лучше всего вообще подошла бы байковая пижама, но таких излишеств Аля с собой не брала. Да и сварилась бы в ней заживо.
От жары и нервов сон все не шел. Она лежала, глядя в темноту, почти не шевелясь, словно заклиная богов дремы, призывая их прийти и выполнить свои прямые обязанности. Хотелось курить, но она не потянулась даже за электронной сигаретой. Просто лежала и слушала, как постепенно затихает дом: все реже хрипло кукарекает петух, выключаются один за другим телевизоры, уже слышится чей-то храп, ритмично скрипит и тоже затихает диван, лениво гавкает собака, и звякает задвигаемый на ночь засов на двери.
Когда из всех звуков остался только храп, в окно тихо поскреблись.
Аля не пошевелилась, и даже ритм ее дыхания не изменился.
Поскреблись снова, на этот раз в дверь.
Она тихо улыбнулась в темноте. Никого нет. Никто не ждет гостей.
Но