а иначе ты враг народа со всеми вытекающими последствиями.
Фёдор и Василий Ивановы, сыновья Ивана Павлова и внуки Химутки, тоже не пошли в колхоз. По этой причине их хозяйства обложили такими высокими налогами, что единолично хозяйствовать на земле не стало никакого смысла. Год назад Василий, которого в деревне звали Васей Варганом (а прозвища были почти у всех), уехал в Москву и устроился там в общественную баню пространщиком5. В деревне осталась его жена Александра с детьми Николаем и Прасковьей. В колхоз Шуре Варганихе всё-таки поневоле пришлось пойти. Фёдор по прозвищу Федя Чуркин держался из последних сил и не хотел оставлять родную землю, однако в тот тяжёлый тридцать третий год перед ним встал выбор: или раскулачивание, или отъезд. Иван Вендеров, сам вступивший в колхоз, тогда сказал ему:
– Федя, поязжай. Справку я табе выправлю. Чаво толку, што отымуть у тебе избу, корову, курей?
– И то правда, Вань. Сделай мене какую ни есь бумагу, а я у Шаховскую поеду, у сапожную арьтель.
Сказал – и в феврале купил избу на станции Шаховская, а в начале марта, пока весна не успела испортить санный путь, перевёз все пожитки за двадцать пять вёрст. Их, пожитков-то, мало было, и всё самое ценное уместилось в большой сундук, обитый железом. Также на санях в Шаховскую поехал некрашеный и оттого душистый сосновый гроб, который Марья, жена Фёдора, заранее приготовила для себя. Свою избу в деревне Федя по дешёвке продал бабе Домне. Хоть небольшие, а деньги, которые дадут возможность первое время держаться на плаву на новом месте.
А сегодня Федя Чуркин верхом приехал из Шаховской в Спас-Вилки, чтобы поздравить родных со светлым днём. Прискакал уже в обеденное время и привёз кое-какую снедь из лавки в Шаховской – каравай серого хлеба, кусок сыра, кусок колбасы, бутылку водки.
– Как ты енто добыл-то, сынок – спросил Иван, когда выпили маленько с сыном и закусили. Химутка сидела с ними за маленьким столиком на кухне, а Ириша ушла в гости к своей подруге Саше Карасихе.
– Тятя, так у арьтели деньгами плотють – евон с получки и купил. Ну а как вы тут живёте-можете?
– Тяжко, сын. Сам знаешь как… Ребяты твои у школу ходють?
Фёдор понял, что отец не хочет в подробностях рассказывать, каково им приходится, и ответил:
– Да, Ванька с Санькой ходють, да учатся через пень-колоду. Не усодишь их за книжку-то. Зато как у гроб ложиться – так оне первые.
– Как так – у гроб?
– Марья моя свой гроб с собой взяла. Там он у нас тоже на чардаке стоить. И оне наладилися лазить на чардак и ляжать у гробу по очереди.
– Ну а вы с Марьей чаво?
– Мы их оттуль гоняем, а им хучь кол на голове тяши. И друзей стали с собой на чардак водить. Боюсь, беду накличуть с гробом ентим.
– Ды пущай ляжать, тольки б не сломали, – вмешалась Химутка. – Можеть, оне от ентого