при правительственной комиссии. – Вы кто? – повысив голос, требовательно спросил я мужика.
– Я сторож.
– Какой ещё может быть здесь сторож? – спросил подошедший Виталий Сергеевич.
– Як, якый! Завхоз горкома партии, колы позавчёра уезжав, наказав мэни слэдиты, щоб вокруг був порядок.
– А сколько вас сторожей? – уточнил я.
– Я одын.
– Как так?
– А ось так. Колы людэй из Прыпьяти увозылы, я сторожив, а тых сторожив, кого не було на дежурстви, тэж увэзлы. Бильше нэма, кому сторожуваты.
– Как вас звать?
– А тэбэ? Хто ты такый? Дэ твои докумэнты, щобы мэнэ спрашюваты?
– Меня зовут Петр Валентинович Русенко, – я показал ему свой пропуск.
– Добрый пропуск. Вэлыкый начальнык, колы всюду маешь проходыты. Добрэ. Мэнэ зовуть Мыхайло Ондрийович.
– А где вы ночуете, если вы один сторож? – поинтересовался Глухов.
– У горкоми. Як авария случилась, я вси ночи сторожував, а днэм дома отдыхав. Тэпэр у горкоми живу, смэнщикив нэма.
– Но в городе жить нельзя! Это опасно! Вас всё равно должны менять, – сказал я.
– Завхоз казав, що колы вси повернуться, даст мэни отгулы. Тоди поиду до сына на Курську АЭС.
– Завтра я в правительственной комиссии подниму этот вопрос. Что за головотяпство оставить на бессменное дежурство человека, да еще в опасной зоне! – не на шутку возмутился я. – Этот ваш завхоз вообще нормальный человек? – спросил я.
– О, цэ вэлыкый чоловик! Бэз нього першый сэкрэтар ничёго не ришае. Як завхоз скажэ, так ото и будэ.
– Ладно. Оставим это, – я попробовал перевести тему на другое и, как бы шутя, спросил, будучи уверенный, что моя просьба теперь уже не получит отказа. – Ну теперь-то можно сорвать хотя бы одну розочку? – но замысел мой не оправдался, потому что Михаил Андреевич был начеку:
– Ни-ни. Колы вси будут срываты, ни одниеи розы не будэ. Завхоз менэ зьисть, з роботы выжэнэ. А потим люды прыидуть, а розив нэма. Як у ных на души будэ? Дужэ погано.
– Михаил Андреевич, никто уже сюда не вернется, – с грустью сказал я сторожу. – И никто не будет здесь жить.
– Нэ можэ такого буты! Нэ можэ! Мэни завхоз обищав, що через недилю вси повэрнуться.
– А когда людей вывозили, им что говорили? На три дня? Прошло тринадцать дней. Да неделю дал ваш завхоз. Он что специалист? Он ядерщик? Энергетик? Молчите. То-то. Город весь заражен радиоактивностью. Здесь всё радиоактивно – и дом, и дороги, деревья, и цветы… – и тут я осёкся, потому что вдруг осознал – розы-то ведь тоже радиоактивные!
Я посмотрел на Глухова. Он словно прочел мои мысли:
– Петр Валентинович, что, и розы тоже радиоактивные?
– Да. Всё-всё. Всё, и даже розы. Вот так-то. А я хотел взять розочку себе на память. Как трудно привыкнуть к тому, что всё здесь отравлено. – Я вздохнул и переведя взгляд на сторожа, спросил его. – А где ваша семья, Михаил Андреевич?
– Нэма. Баба тры годы тому назад