комиссии по городу Припяти п\п П. Русенко
Когда сторож и Глухов вернулись, я вручил Михаилу Андреевичу приказ.
– А где печать?
– Моей подписи достаточно. Завтра в Иванкове решим все ваши проблемы. А сейчас садитесь в бронетранспортер, езжайте за вещами, а я вас здесь подожду.
Гримасы судьбы
Конечно, я блефовал. Но почему-то был уверен, что действовал правильно. Машина отвезла нас с Глуховым на станцию, а потом я попросил водителя отвезти сторожа в Иванков с моей запиской, чтобы его отправили к сыну в Курчатов. Кстати, с Михаилом Андреевичем я передал привет своему двоюродному брату Семену, который работал на Курской АЭС. Когда через несколько дней я позвонил Семену, он сказал, что Михаил Андреевич заходил, передал от меня привет, но очень ругал меня из-за того, что я увез его из Припяти. И сокрушался, кто же будет ухаживать за розами.
Тогда на правительственной комиссии случай со сторожем обсуждали. Председатель комиссии Борис Евдокимович Щербина распорядился проверить Припять, не остался ли там ещё кто-нибудь по такой же дурости каких-нибудь «завхозов», а может, по собственной глупости или беспечности. Мои действия в отношении сторожа Щербина одобрил, хотя на комиссии все вдосталь посмеялись над моим приказом.
Когда успокоились, Борис Евдокимович предложил ввести в Припяти службу коменданта города. Тогда комиссия решения не приняла, но в последствии к этом вопросу вернулись, и решение последовало. И тут случилась такая штука – пришлось мне в течение двух месяцев побывать в шкуре коменданта этого мертвого города. До сих пор не знаю, почему выбор пал на меня. Может, случай со сторожем сыграл какую-то роль?..
Я стоял на галерее онкоцентра, всматриваясь в звездное небо, но память всё ещё держала меня в Припяти.
Помню, подумал тогда, что вот сейчас увезем Михаила Андреевича, и город станет совсем пустым. Исчезнут и розы. Кто будет следить за ними? Смотрел я на них теперь уже совсем по-другому, ибо внутренне никак не мог согласиться, что розы – радиоактивны. Они ещё не все завяли. И даже пахли. Но уже было понятно, что и эта последняя жизнь в прежде энергичном городе скоро угаснет насовсем.
Через три месяца после моего посещения Припяти будет принята программа снятия дерна полностью со всей территории города и вывозки этого грунта в могильники. Силами нескольких батальонов гражданской обороны грунт будет удалён на глубину до 15 сантиметров. Вместе с ним выкорчуют все цветники, в том числе и розарии. Руководить этой нерадостной работой выпало мне.
Тогда стояло жаркое безоблачное лето. К осени все розы и другие цветы засохли, полегли под ветрами, заросли сорняком. Пока были клумбы, ещё жила какая-то надежда, что на следующий год, может всё образуется, и город вновь зацветет. Но с началом снятия грунта эта надежда растаяла, как кусочек сахара в стакане чая, оставив о себе лишь след в виде сладкого послевкусия. Видеть это было тяжко, не хватало душевных сил. Пусть и необходимое дело, а ощущалось оно,