варенье. И лучше бы это была несъедобная закуска, но я точно знал, что это не так.
– Ларис, слышишь? Ты как? Просыпайся? – спросил я так громко, как мог. Боялся, что она умерла и пытался перекричать свой страх.
Что мне тогда делать? Вызывать полицию, отвечать на вопросы. А вдруг они решат, что я её отравил? Точно! Она же выпила ту водку. Из моего холодильника. Вдруг за полгода она испортилась? Неважно, что крепкий алкоголь не портится со временем. Я изначально сомневался в его качестве. За сотку вряд ли продадут что-то хорошее.
Но Лариса пошевелилась и облегчение приятным покалыванием растеклось по телу. Она нахмурилась, нехотя открыла глаза. Произнесла, пережёвывая каждое слова до неузнаваемости:
– Макс, ну чё ты так орёшь?
– Тебя кровью стошнило ночью. Ты как себя чувствуешь?
– Как с похмелья я могу себя чувствовать? Чё за тупой вопрос?
– Кровью, Лариса. Ты слышишь?
– Бл*ть. Хватит орать! Это не кровь. Может просто закуска такого цвета.
– И часто это у тебя красные закуски?
– Последнее время часто. Да нормально всё. Колбаса может. Андрюха какую-то хрень по-дешёвки купил, вот и не зашла.
– Вставай, короче. Иди умойся и надо тут всё прибрать, пока не засохло.
Лариса нехотя послушалась. Встала и, придерживаясь стены, ушла смывать всё лишнее. А я достал тряпку и ведро, налил воды. С подушкой больше иметь ничего общего не хотел. Открыл окно и выкинул её. Если не забуду, потом до мусорки донесу.
Переборов брезгливость сел на колени, опёрся плечом о плиту и принялся вытирать. Вонь стояла страшная, выворачивающая наизнанку. Как бы не привычна она была, легче от этого не становилось. Даже открытое нараспашку окно не могло выгнать мерзкий запах сразу. Лишь минуты спустя дышать получилось полной грудью. Морозная свежесть осенней ночи проникла на кухню и мурашками прошлась по коже.
Лариса вернулась чуть раньше, чем я успел закончить. Бледная, трясущаяся, с опухшим до неузнаваемости лицом. Села на край дивана и зажала руки между колен. Молча следила за мной. Я и без слов понял, о чём она хочет попросить, но опережать отказом не стал.
– Может нальёшь чуток? – решилась она наконец.
– Ларис, серьёзно, заканчивай с этим дело. Ты же убиваешь себя. Не понимаешь разве?
Мне действительно было её жаль. Я не хотел, чтобы она вот так, своими же руками, свела себя в могилу. Конечно не послушает, конечно продолжит. И однажды я вернусь домой, а за стеной не будет звенеть её вульгарный хохот. Он и теперь уже звучит совсем редко, тускло. Но если его вовсе не станет, я буду жалеть.
– Да ладно тебе, Максик. Я брошу. Но попозже. Сейчас это делать нельзя. Врачи не советуют. Ты же уважаешь врачей?
– Уважаю, но наливать не буду. Даже не проси.
Со рвотой я покончил. Понёс ведро в ванну и уже спуская в унитаз грязную воду, понял, какую ошибку допустил. На кухне открылась дверь холодильника.