часто меняются, увольняются. Только узнаешь о человеке хоть скудные крупицы информации и на следующий день он уже тает в многомиллионном городе. Ему на смену приходит новый и всё повторяется с точностью.
– Привет, – поздоровался я и девушка механически кивнула а ответ. – Большой банановый пожалуйста.
Не то, чтобы я любил именно банановый. Просто очередь его подошла именно сегодня. Продавщица ещё раз кивнула и начала смешивать всё необходимое.
– Вы давно здесь работаете? – попытался я её разговорить.
– Неделю.
– И как впечатления?
– Никак
– А до этого где работали?
– Нигде.
– Учились?
– Да.
– На кого?
– На юриста.
– Интересная профессия. А почему по ней не работаете? Не понравилось?
– Нет. С вас двести пятьдесят рублей.
Продавщица оказалась совсем не разговорчивой. Всё делала с лимонно-кислым выражением лица и совсем не умело. Так хороший коктейль не приготовить. Пусть и смешивала всё машина, тепло человеческое придавало ему особый вкус.
Я присмотрел местечко. Небольшой столик с двумя стульями на границе зала ожидания кинотеатра. Отсюда открывался отличный вид и на предвкушающих блокбастеры зрителей, и на выход из магазина детских игрушек. И даже на зал игровых автоматов, но там редко происходило что-то интересное. Всё самое важное творилось на экранах, а люди могли часами не двигаться и только дёргать за рычаги, да нажимать кнопки.
Моё внимание долго блуждало между детьми, увлечённо изучающими новые игрушки. И почему они всегда так забавно выглядят? Вроде и не делают ничего особенного. Насупятся и глазеют на какую-нибудь маленькую гоночную машинку. Пухлыми пальчиками пробуют на ощупь, крутятся ли колёса, открываются ли двери, легко ли сломать лобовое стекло. А я сижу и умиляюсь.
Потом заметил её. Плачущую, совсем молодую девушку. Может лет двадцати, не больше. Сидела в одиночестве, на длинном красном диване, отложив сумку в сторону. Уставилась в телефон и нервно теребила билет в кино.
Дав волю воображению, я начал гадать, что так расстроило незнакомку. От чего слёзы текут по щекам и что такого важного скрывается в небольшом прямоугольнике, размером с ладонь. Мне представилось, как плохие новости приходят короткими, бездушными сообщениями. Целая жизнь зависит от двух-трёх слов. Когда-то я считал, что они могут изменить всё к лучшему. Оказалось, что это ошибка. У краткости, кроме всем известного брата, есть две сестры – отчаяние и печаль. А сейчас передо мной появилось ещё одно доказательство этого родства.
Коктейль и вправду получился отвратительным. Всего пары глотков хватило, чтобы это понять и напрочь забыть обо всём остальном. Слишком мало сиропа и много молока. Вкус мороженного, конечно, всё равно оставлял приятное сливочное послевкусие, но это совсем не то,