бы ты, как сам Уэс рассуждает о женщинах! Разумеется, когда они не слышат. Он пускает в ход язык сточных канав – ты небось и слов-то таких не знаешь! – и безудержно хвастает своими сексуальными подвигами. Его послушаешь, так можно подумать, что он еще школу не окончил. Ему все равно чем хвастать: победами в постели или на футбольном поле.
Мэри-Ли знала, что эта тирада вызвана главным образом уязвленным самолюбием. Уильям отдал бы все на свете, чтобы стать или хоть казаться таким жеребцом, как Уэс. Он так и не изжил в себе детской зависти к удачливому однокласснику. Статус лучшего ученика не шел ни в какое сравнение с ореолом капитана футбольной команды. Во всяком случае, в округе Клири.
Но она также знала, что его рассказ об Уэсе, пусть и не без преувеличений, был чистой правдой. Она участвовала в работе педсовета вместе с Уэсом Хеймером. Он расхаживал по школе, словно она была его вотчиной. Он пребывал в убеждении, что ничего важнее спорта на свете нет, и раз уж он тренер футбольной команды и спортивный инструктор, значит, он тут главный. Он упивался своим титулом и вовсю пользовался связанными с ним привилегиями.
– Тебе известно, что он совращает своих учениц?
– Это сплетни, – возразила Мэри-Ли. – И распространяют их сами девочки. Они спят и видят, чтобы их кто-нибудь совратил.
– Удивляюсь я твоей наивности, Мэри-Ли. Ты совершенно не знаешь жизни. – Уильям сокрушенно покачал головой. – Можешь обманываться насчет Уэса Хеймера, если ты такая глупая, но, как твой старший брат, я должен заботиться о твоих интересах. И мой тебе совет: найди себе другого героя. – С этими словами, захватив с собой кофе и газету, он ушел в гостиную.
Уильям унаследовал от отца любовь к распорядку. Ужин должен был ждать его на столе ровно к тому часу, когда он возвращался из аптеки. После ужина он читал газету, пока Мэри-Ли мыла посуду и убирала в кухне. А к тому времени, как она устраивалась в гостиной, чтобы проверить школьные тетради, он уходил в свою спальню и смотрел телевизор перед сном.
Они жили в одном доме, но редко встречались в одной и той же комнате.
Мэри-Ли неизменно спрашивала его, как прошел день в аптеке, а он почти никогда не задавал ей таких же вопросов о школе, как будто ее работа ничего не значила.
Он свободно высказывал вслух свои мысли, чувства, мнения, но лишь отмахивался, когда она делилась с ним своими соображениями.
Он мог уйти из дому вечером, не докладывая ей, когда вернется, где и с кем проводит время. А если ей хотелось куда-нибудь пойти, она должна была заранее предупредить, куда уходит и когда ему ждать ее возвращения.
Когда бесследно исчезла вторая женщина из местных, Уильям стал проявлять особую бдительность по поводу ее приходов и уходов. Нередко Мэри-Ли мысленно спрашивала себя: на самом ли деле он так озабочен ее безопасностью или ему просто нравится демонстрировать свою власть над ней?
Мэри-Ли исполняла все бытовые обязанности жены, не обладая ее статусом. Она была старой девой и делала для своего брата то, чего не могла сделать для другого мужчины за неимением такового. Без сомнения, люди так и думали