накидывает его себе на шею!
Пауки! Огромные, мохнатые – все ожерелье из них! Горящие факелы отражаются в остекленевших глазах засушенных тварей, и ожерелье само как будто источает красноватый свет.
– Воды мне!
Флорин и Норин срываются с места. Мешая друг другу, они волочат жбан с водой к медному тазу. Отпихнув меня, пыхтя, отрывают жбан от пола и опрокидывают его над тазом.
Невольно отшатнувшись, я жду, что вода перельется через край, но, к моему изумлению, воды в тазе меньше половины.
Что такое? Эти близнецы-водоносы изображали здесь непосильный труд, потели и кряхтели, а воды-то чуть. Я уже готов предположить, что это жбан такой тяжелый, но они, как ни в чем ни бывало, играючи относят его к стене. Ну, клоуны!
И тут меня посещает нелепая мысль. Я заглядываю в таз. Вода в нем черная и отливает стылым неподвижным блеском. Как смола застывшая. Пробую чуть сдвинуть таз – свинцовая тяжесть.
– Руки!!– захлебывается Морквин, потрясая пухлыми кулаками.– Не прикасайся к тазу, выкормыш болотный!
– Ладно, ладно, – я демонстративно засовываю руки в карманы. – Чего ты так перепугался? Воды вон целое озеро!
Но Морквин меня уже не слышит. Он деловито водружает на каждую треногу по толстобокой керамической плошке и откупоривает бородавчатую бутылку, из которой тут же начинает струиться бледный дымок.
По нескольку капель зловонной ядовито-зеленой жидкости он наливает в каждую посудину и, подозрительно глянув на меня, в таз.
– Не двигаться, жаба!– предупреждает он и берет со стола черную книгу. Торопливо полистав ее,– тоже не отличник, всего не помнит,– Морквин водит пальцем по строчкам. – Ага!
Он закладывает веревочкой нужную страницу, кладет книгу рядом с тазом и, появившимся откуда-то огрызком известняка быстро очерчивает на полу большой круг. Все семь треног, и он сам, и я возле медного таза в центре оказываемся внутри него.
В полной тишине Морквин громко чиркает огнивом, и над треногой, стоящей от центра дальше всех, вспыхивает узкое зеленое пламя.
Лицо его окривело от возбуждения. Он беспрестанно что-то бормочет и стремительно проводит второй круг, охвативший уже шесть треног, кроме одной, с горящей плошкой. Она оказывается между первым и вторым кругом. Двигаясь по непонятному маршруту, Морквин зажигает вторую плошку – на одной линии с первой и третью – крайнюю слева.
Когда он проводит третий, внутренний круг, диаметром не более трех метров, в нем остаются четыре треноги с еще не зажженными фитилями.
Эти приготовления начинают меня сильно беспокоить. Дело в том, что хотя пламя впереди и слева вроде не высокое, я ничего не могу разглядеть за ним. Словно зеленый огонь отгородил пространство с двух сторон. В горле сильно першит. Удушливый запах не расползается по кухне, а наоборот, как будто стягивается и собирается над тазом. Тем временем староста зажигает последние четыре чаши, обходя их по кругу:
– Север, запад, юг, восток, не поднять чужому ног!
Это он обо мне, что ли? Пламя над треногами с четырех