стрелком полка. Затем, в числе многих других русских солдат, попал в немецкий плен. До конца войны находился в лагере военнопленных, познал на практике «гуманизм» прусской военщины.
В 1917 году его избрали членом лагерного комитета военнопленных. Свободно владея французским языком, отец поддерживал связь русских военнопленных с французскими.
По освобождении из плена отец вернулся в Белосток и женился на моей будущей матери, Софье Павловне Корнянской. За несколько лет до этого ее первый муж, отец моего брата Павла, скоропостижно скончался от чахотки. Мой отец фактически усыновил Павла, хотя тот сохранил фамилию своего покойного отца – Тыкоцинский.
Мои первые воспоминания, по-видимому, относятся к возрасту 3–4 лет, когда мы жили в доме 17 по улице Крашевского. Мы жили на первом этаже кирпичного трех-или четырехэтажного дома. Квартира была темная и сыроватая. Владельцем дома был весьма желчный и злой старик Вайсман. К Вайсману я относился недружелюбно и порою дразнил его. Он нередко гонялся за мной, а я иногда скрывался от него в туалете во дворе. Я закрывался на крючок, он пытался открыть дверь, и я дрожал от страха…
Недалеко от нашего дома была продовольственная лавка старого Лернера. Иногда там отпускал продукты его сын-инвалид. Ему прострелили ногу на границе при попытке уйти в СССР.
В целом квартал был скорее христианским: в нем было много частных домов, в которых жили поляки. Рядом с нашим домом находился дом, в котором жили мои польские товарищи по играм Хелецкие – два мальчика и девочка. Хелецкие хорошо относились ко мне, и я проводил у них немало времени. Помню, что доводилось бывать там и на новогодней елке, но в основном мы играли на довольно просторном закрытом участке их усадьбы. Однажды я сидел с Хелецкими на их воротах, а мимо шел незнакомый польский мальчик. Не знаю, как он узнал во мне еврея, но с криком «жид!» он бросил в меня кусок кирпича, попав мне в лоб. Потекла кровь, но было не столь больно, как обидно. Хелецкие отогнали хулигана, но обиду эту я еще долго помнил. Такие выходки случались нередко. У меня было много дворовых друзей – еврейских ребят. Мы с ними часто играли в футбол. Как правило, мячом служил большой клубок пряжи. Дружил я и с двумя девочками по фамилии Хазан. К младшей я был неравнодушен, но однажды я из озорства напугал ее, и она перестала разговаривать со мной.
Несмотря на хорошее техническое образование, отец был вынужден работать не по специальности – мешало отсутствие диплома. Большую часть жизни он прослужил бухгалтером в поликлинике социального страхования «Каса хорых» («Больничная касса»). Наряду с этим отец активно занимался общественно-политической деятельностью, несколько лет был членом местной организации Бунда. Однако его возмущала коррумпированность некоторых членов руководства союза, и, написав разоблачительное письмо лидеру городской организации, он покинул ряды Бунда. В душе отец навсегда остался левым социал-демократом, убежденным сторонником единства социалистов и коммунистов.
Некоторым