Я не волнуюсь – эту игру, как и этот день, я перелистну. Где-то позади, залихватски поглаживая бравые усы, ведёт оживлённую беседу с дамами гвардейский офицер. Возможно, Михаил Юрьевич. Да… Лермонтов. И его «Штосс» уже, наверно, существует где-то в черновиках. «У графа В… был музыкальный вечер»[1]. А вечера тут сплошь все карточные. Карточные вечера!
Вот за что люблю эти набитые клубами дыма великосветские салоны, приёмы, ужины и обеды? Карты! Конечно, карты, господа! В наше время такого нет… Чего-чего, а вот этой атмосферы сумасшедшей свободы, риска, когда на кон ставишь всё – этого нет. Мне всегда казалось, что родился не в то время.
Да, не в то время… В двадцать первом веке родился я. В свободном, демократичном и продвинутом двадцать первом веке, чтоб его… Да! Мы все были свободны. С детства. Свободны от жизни… от реальности. Я и детства-то не помню. Сплошные квесты, тёмные миры, орки. Общение – вирт. Свобода слова и самовыражения. Только о словах никто не думал. Думали о свободе – свободе от обещаний, от обязанностей, от необходимости что-то выбирать. Да, выбирать. Никто не желал эту свободу. Зачем тратить время? Выбор мучителен. И в продвинутом двадцать первом веке нам стали предлагать готовые решения. Решения кухни, спальни, работы, судьбы… И все предавались свободе от всего. Всё решено за всех. Помню, впервые увлёкся девушкой. Не знаю, была ли это любовь или буйство гормонов. Но при виде её красивых весёлых глаз мне хотелось выбирать, решать и строить свою жизнь. Странно, но сейчас ничего, кроме этих глаз, и не помню. Потом уже я разглядел, что все они – нежный пол – одинаковые. Продвинутый двадцать первый век предлагал готовые решения во всём… За свои тридцать с небольшим я хорошо изучил всю линейку вариантов: вамп, стерва, мимими, учительница, соцработник, блонди-шик. Да, не в то время родился.
Банкомёт убивает мою семёрку.
– Мечите, сударь, ещё!
Ставлю клюнгер, выбираю карту – пусть будет дама, раз уж мы о дамах. Подрезаю, и… была-не была!
Так вот, моя первая любовь была очаровательная мимими. И как же очаровательно она обрубила моё стремление к свободе строить неповторимую судьбу!
– Ну что ты заладил? Зачем продумывать? Как все нормальные люди, встанем на ноги, возьмём ипотеку. Чё думать-то? – хлопая ресницами, лепетала она – моё очаровательное разочарование. – Лет через пять можно и ребёнка запланировать.
«Запланировать ребёнка»! Противно, ей-богу. Я так и представил, как она тонкими белыми пальчиками каллиграфически выводит в ежедневнике на среду каким-нибудь третьим пунктом – чтобы не забыть! – «ребёнок». Да, мне всегда казалось, что я родился не в то время.
Второй абцуг – ничего. Третий. Есть! Чётная дама. Прекрасно!
– Загибаю угол, мсье!
Месье поджимает губы, но кивает. Я знаю – он нервничает, но слишком хорошо воспитан. Высшее общество, господа! В карточных играх не принято выказывать эмоций.
Из глубины зала раздаётся звонкий хрустальный смех, где-то я такой слышал… Молодая! Ну, конечно. Барышня в цвету. И роброн ей к лицу – мило, очень мило. Надо будет