на него, трепеща крыльями. Его клюв задел подбородок Конана, когда тот отдернул голову; а потом, прежде чем птица успела отлететь в сторону, он резко мотнул головой вперед, напрягая могучие шейные мускулы, и его крепкие, как у волка, зубы сомкнулись на голой шее стервятника.
Тот отчаянно забился, пытаясь вырваться. Удары его распростертых крыльев слепили человека, а когти впились ему в грудь, оставляя глубокие борозды. Но Конан лишь крепче стиснул зубы, так, что на скулах у него вздулись желваки. И вот шейные позвонки стервятника хрустнули и сломались, не выдержав нажима. В последний раз хлопнув крыльями, птица обмякла. Конан разжал зубы и сплюнул кровь. Остальные стервятники, напуганные судьбой, постигшей их товарища, быстро умчались к деревьям вдалеке, где и расселись по веткам, словно черные демоны, устроившие конклав.
Вспышка дикого восторга пронзила ослепший разум Конана. По жилам его вновь заструилась жизнь. Он по-прежнему мог разить насмерть, он был еще жив. Каждое ощущение, пусть даже болезненное, означало, что он еще не умер.
– Клянусь Митрой! – Или он действительно слышит чей-то голос, или у него начались галлюцинации. – В жизни не видел ничего подобного!
Стряхнув с ресниц пот и кровь, Конан увидел перед собой в сумерках четверых всадников, с изумлением разглядывающих его. Трое были поджарыми воинами в белых халатах, без сомнения, зуагирскими кочевниками с той стороны реки. Четвертый носил такой же, как и у остальных, белый халат с поясом, а на голове у него была куфия[4] с развевающимися полами, перехваченная у висков шнуром тройного плетения из верблюжьей шерсти. Но шемитом он не был. Сумерки еще не сгустились окончательно, да и орлиный взор Конана не настолько ослабел, чтобы он не смог разглядеть лицо мужчины.
Ростом тот не уступал Конану, хотя и не отличался столь же мощным телосложением. У него были широкие плечи, а поджарая фигура выглядела крепкой, как закаленная сталь, и гибкой, как китовый ус. Короткая бородка не могла скрыть агрессивно выпяченный подбородок, а взгляд его серых глаз был столь же холодным и острым, как и его клинок, выглядывающий из складок халата. Твердой рукой успокоив горячащегося жеребца, мужчина заговорил:
– Клянусь Митрой, да ведь я знаю этого малого!
– Точно! – отозвался один из его спутников с гортанным зуагирским акцентом. – Это же тот киммериец, что служил капитаном стражи у здешней королевы!
– Похоже, она избавляется от прежних фаворитов, – пробормотал главарь. – Кто бы мог подумать, что королева Тарамис способна на такое? Я бы предпочел долгую кровавую войну. Тогда у нас, бродяг пустыни, появился бы шанс хорошенько пограбить. Пока же мы подобрались к самым стенам, а обнаружили всего лишь эту клячу, – он кивнул на прекрасного мерина, которого держал в поводу один из кочевников, – да этого подыхающего пса.
Конан поднял залитое кровью лицо.
– Если бы я мог слезть с этого креста,