вторглась в класс, накричала на Толстого, который наезжал на тихого Диму, и объявила, что будет читать нам лекцию о церковном хоре. Чаинов тащил за ней следом тяжелый магнитофон и кассету.
После вступительной части своей лекции, Галина Пална включила магнитофон с пением. Тишина стояла полная. Вот что значит просвещать молодежь, и вот что значит православная гимназия! Помнится, в спецшколе самая нормальная учительница по литературе (Елена Михайловна), ведшая этот предмет до наглой литераторши, тоже поставила церковное пение на магнитофоне. Из тридцати человек согласилось слушать восемь. А здесь – хочешь, не хочешь, а слушать будешь! Только так людей можно заставить быть нравственными.
Конечно, через двадцать минут Терминатор и Генка захихикали, уткнувшись в парты, однако обоим приказано явиться завтра с родителями.
Наш класс и некоторые учащиеся на нашем же этаже пятиклассники на всех переменах стояли около кабинета Галина Палны (впритык к нашему классу) и слушали, как распекают Терминатора и Генку Барбузова. Говорили, в основном, сама Галина Пална, и родители этих отпетых двоечников: мама Терминатора и мама Генки. Мама Терминатора, как мы видели в щель, оказалась скромной, богобоязненной женщиной, с робким взглядом и добрым лицом. И как у таких богомолок рождаются Терминаторы?
Мама Гены Барбузова (говорят, что врач-хирург) – несколько более строгая женщина, высокого роста и с пристальным взглядом. И Генка и Терминатор бубнят чего-то непонятное. Терминатор бубнит "А чё?", "Ну и чё?", "А я-то чё?". Кажется, он и говорить-то нормально не умеет. Генка: "Сидим, никого не трогаем…", "Что я сделал-то?", "Да, блин, подумаешь…".
Ничего не могу с собой поделать – сижу и вспоминаю старую школу.
И вроде гадкая, учителя – уроды, ученики – дебилы, но когда я туда пришёл в первый класс, всё было по-другому.
Я поступил туда в 1987 году.
Помнится, перед этим в качестве приёмных экзаменов вызвали к директрисе, и спросили, кто такой Станиславский. Откуда мне, семилетнему, было знать, кто это такой? И даже то, что рядом, почти впритык, стоял театр, который он основал, мне ничего не говорил.
Ещё помню, как, придя после первого дня домой, судорожно рыдал… Я рыдал и до того дня. Это было воскресенье, я помню это точно. Был вечер, и меня утешали дедушка, бабушка, мама и папа. А на окнах – зелёные тяжёлые шторы, а за окном была ночь. Я чувствовал, что начинается что-то новое, что-то жуткое. Только сейчас понимаю, что так оно и было – дедушка умер в тот же год, а школа потихоньку заменяла дом. Родители…… Как-то стали отдаляться… временно, но будто на миг я увидел стену…
Плачу, блин……
Но помню тот вечер – я так же плакал (( Не знаю, почему… Это как ножом палец порезал на даче…… Так же было больно…… В школе – злой мир. Другой какой-то. Новые правила, которые надо соблюдать, иначе вообще убьют… Это помнится, когда на вторую неделю занятий во время большой перемены я пошёл в туалет. А он оказался женский. Откуда мне было знать, что это –