продал свою душу, и Сатана явился потребовать ее.
– Меня бы это не удивило. Но, видишь ли, Чарли, ты всех этих людей знаешь – лорд Этакий, графиня Такая-то… Не мог бы ты пойти со мной и показать мне, кто есть кто? Отправь меня на скачки или в опиумный притон, и я сразу пойму, что там к чему, но высшие классы Англии для меня закрытая книга. Ты вечером занят?
– Нет. Я с удовольствием пошел бы. Думаешь, там может дойти до скандала? Взять мне пистолет?
Фредерик засмеялся.
– Тебе лучше знать обычаи твоих пэров, мой мальчик, – сказал он, – Если на благотворительных собраниях это обычное дело, тогда тебе лучше подготовиться. Но имей в виду, если там начнут швыряться стульями, я мигом ретируюсь… Макиннону я так и сказал.
Когда Фредерик и Чарльз явились в дом леди Харборо на Беркли-сквер, там было полно гостей. Они предъявили пригласительный билет лакею, заплатили за вход и были препровождены в чересчур жарко натопленный салон, где яркий свет газовых рожков и канделябров сверкал и переливался на драгоценностях, украшавших дам, и накрахмаленных манишках мужчин. Двустворчатые двери открывались в бальный зал, где небольшой оркестр, укрытый за карликовыми пальмами в горшках, негромко наигрывал вальсы, почти заглушаемые гомоном самоуверенных аристократических голосов.
Чарльз и Фредерик остановились у входа в бальный зал и взяли у лакея по бокалу шампанского.
– Кто из них леди Харборо? – сказал Фредерик. – Думаю, мне следует знать ее.
– Старая выдра с лорнеткой, – сказал Чарльз, – Вон там, у камина, разговаривает с леди Уитхем. Интересно, здесь ли ее дочь? Она изумительна.
– Чья дочь?
– Уитхема. Того, что беседует с сэром Эшли Хейуордом, играет на скачках.
– Ну да, Хейуорда я знаю. В лицо знаю то есть. Я выиграл десять фунтов на его лошади Гренди в прошлом году. Итак, это лорд Уитхем? Член кабинета министров?
Лорд Уитхем был высокий седовласый мужчина; казалось, он страшно нервничает; его глаза беспокойно бегали по сторонам, он беспрерывно жевал губами и то и дело, прикрывая рукой рот, грыз палец; он был похож на голодную собаку.
Возле леди Харборо сидела тихая девушка, Чарльз сказал Фредерику, что это и есть леди Мэри Уитхем. Ее окружала группа молодых шумных людей, и она вежливо им улыбалась, но в основном сидела молча, опустив глаза и сложив на коленях руки. Как и сказал Чарльз, она была прекрасна, хотя Фредерик, у которого при виде ее перехватило горло, подумал, что слово «прекрасна» мало что о ней говорило. Девушка была невыразимо очаровательна, грациозна, скромна, с нежно-коралловой кожей, ему хотелось бы схватить в руки камеру, и он понимал при этом, что никакая фотокамера не передаст цвет ее щек и нервически, чувственно напряженную линию шеи и плеч.
Впрочем, Вебстер, может быть, и сумел бы. Или Чарльз.
Странная, однако, семья, думал он. На лицах отца и дочери было написано сдержанное отчаяние. Леди Уитхем тоже выглядела затравленной; она была скорее мила, нежели прекрасна, как дочь, но ее темные